— Тогда, — сказала мисс Минчин, — я ее и спрошу. Быть может, я тебя и не баловала, — обратилась она к девочке, — но твой отец был доволен твоими успехами. И вообще… хм-хм… я всегда тебя любила.
Серо-зеленые глаза смотрели на нее с тем странным спокойствием, которое ей так не нравилось.
— Неужели, мисс Минчин? — сказала Сара. — А я и не знала.
Мисс Минчин покраснела и выпрямилась.
— Могла бы знать, — сказала она. — К сожалению, дети не понимают своей пользы. Мы с Амелией вечно твердили, что ты умнее всех в школе. Неужели ты нарушишь волю отца и не вернешься ко мне?
Сара шагнула к ней и остановилась. Она вспомнила тот день, когда ей сказали, что у нее ничего нет и ее могут выгнать на улицу; вспомнила, как долгими часами сидела голодная и озябшая с Мельхиседеком и Эмили; и пристально глядела на мисс Минчин.
— Вы знаете, почему я не пойду с вами, — сказала она. — Прекрасно знаете.
Жесткое, злое лицо мисс Минчин вспыхнуло огнем.
— Что ж, — сказала она, — ты никогда не увидишь подруг. Я прослежу, чтоб ни Эрменгарда, ни Лотти…
Кармайкл учтиво, но твердо прервал ее.
— Простите, — сказал он. — Сара увидит тех, кого пожелает. Навряд ли родные ее подруг не разрешат им ходить к ее опекуну. Мистер Кэррисфорд проследит за этим.
Надо признаться, даже мисс Минчин не сумела на это ответить. Лучше бы, подумала она, у Сары и впрямь был чудаковатый дядя, который легко выйдет из себя, если обидят племянницу. Начальница школы знала жизнь и прекрасно понимала, что люди не запретят своим детям навещать наследницу алмазных приисков. А если мистер Кэррисфорд станет рассказывать, как плохо жилось у нее Саре Кру, может случиться много неприятного…
— За нелепое дело вы взялись, — сказала она Кэррисфорду, вставая, чтобы уйти. — Скоро вы сами это поймете. Девочка неблагодарна и лжива. Вероятно, — спросила она Сару, — ты снова возомнила себя принцессой?
Сара опустила глаза и слегка покраснела — ей казалось, что даже такие хорошие люди не поймут сразу ее любимой мечты.
— Я старалась держаться как принцесса, — тихо ответила она, — даже когда мерзла и голодала. Я очень старалась не стать никем другим.
— Теперь и стараться не надо, — едко усмехнулась мисс Минчин, когда Рам Дасс вежливо открыл перед ней дверь.
Вернувшись домой, она пошла к себе и тут же послала за мисс Амелией. Они просидели запершись до вечера и надо признать, что бедной сестрице пришлось вынести немало пренеприятнейших минут. Она много плакала и часто вытирала глаза платком. За одну из неудачных речей сестра чуть не оторвала ей голову, но разрешилось все самым неожиданным образом.
— Я не такая умная, как ты, — сказала мисс Амелия, — и всегда боюсь тебя рассердить. Наверное, будь я посмелее, это было бы лучше и для школы, и для нас. Ведь я часто думала, что тебе надо бы помягче обращаться с Сарой. Если бы она приличней одевалась, удобней жила… Не может ребенок выполнять такую тяжелую работу, и так мало есть…
— Как ты смеешь! — вскричала мисс Минчин.
— Сама не знаю, — с какой-то отчаянной смелостью отвечала ее сестра, — но раз уж я начала, я кончу, чего бы это мне ни стоило. Она хорошая девочка, умная… и отблагодарила бы за самую малую заботу. Но ты никогда о ней не заботилась. Она слишком умна для тебя, вот ты ее и невзлюбила. Она видела нас обеих насквозь…
— Амелия! — просто задохнулась от ярости старшая сестра, и вид у нее был такой, словно она сейчас расправится с младшей, как с Бекки. Но мисс Амелия совсем разошлась и ей уже было неважно, что с ней сделают.
— Видела, видела, видела! — закричала она. — Насквозь. Она знала, что ты жестокая и суетная, а я — слабая и глупая, а обе мы — вульгарные и низкие, потому что мы ползали на коленях перед ее деньгами и мучили ее, когда их не стало. А вот она вела себя как принцесса, когда жила как нищенка! Принцесса, принцесса и принцесса! — и несчастная зашлась в истерике, смеясь и плача сразу и раскачиваясь так, что мисс Минчин онемела от ужаса.
— А теперь ты ее потеряла! — дико восклицала Амелия. — Какая-нибудь школа заберет и ее, и деньги! Будь она обычным ребенком, она бы рассказала, и родители увезли бы всех девочек, и мы бы разорились! И правильно, и поделом, особенно тебе, ведь ты жестокая, Мария Минчин, жестокая, себялюбивая, суетная!
Старшая сестра так испугалась, что услышат эти вопли и хохот, что волей-неволей стала приводить ее в чувство, давала ей капли, нюхательные соли, вместо того, чтобы разнести в пух и прах за невиданную дерзость.
И с тех самых пор она побаивалась младшей сестры, которая, видимо, не так уж глупа, а потому, если ее довести, может выболтать много неприятных истин.
Когда ученицы перед сном собрались у камина, появилась Эрменгарда. Она держала письмо, и вид у нее был странный — и радостный, и такой удивленный, словно она никак не оправится от потрясения.
— Что случилось? — крикнули сразу две-три девочки.
— Наверное, это связано со скандалом, — бодро сказала Лавиния. — У мисс Минчин жуткий крик. Мисс Амелия орала-рыдала и ей пришлось лечь.
Эрменгарда медленно ответила:
— Я получила письмо от Сары.