В первое время после смерти отца Сара чувствовала себя такой несчастной, что ей было не до разговоров. И Бекки заходила к ней только на минутку: она понимала сердцем, что Саре лучше оставаться одной со своим горем.
Второе место после Бекки принадлежало Эрменгарде. Она, однако, заняла его не сразу.
Когда Сара немного опомнилась от своей потери и стала сознавать окружающее, она вспомнила об Эрменгарде, о существовании которой совсем было забыла. Они были дружны, но Саре всегда казалось, что сама она на несколько лет старше своей подруги. Эрменгарда была добрая, любящая, но очень недалекая девочка. Она сильно привязалась к Саре, смотрела на нее как на высшее существо и искала у нее покровительства и защиты. Она приходила к Саре со своими уроками, чтобы та объяснила ей все непонятное, ловила каждое ее слово и осаждала ее просьбами рассказать какую-нибудь интересную историю или сказку. Но сама она не могла сказать ничего интересного и ненавидела все без исключения книги.
Переживая свое первое тяжелое горе, Сара забыла о ней. Это было тем легче, что Эрменгарда неожиданно уехала домой и пробыла там несколько недель. Вернувшись, она два дня не встречалась с Сарой. В первый раз они встретились в коридоре, когда Сара несла данное ей для починки белье. Сара уже выучилась чинить и штопать. Она была бледна и казалась совсем не похожей на себя в своем коротком старом платье. И отчего у нее стали такие длинные, худые ноги?
Эрменгарда совсем растерялась от такого превращения и не знала, что сказать. Ей было, конечно, известно о смерти капитана Кру, но она никак не ожидала, что Сара может так измениться, что она будет такой странной, обтрепанной и похожей на служанку. Сердце ее сжалось от сострадания, но она не сумела высказать его и, как-то неестественно засмеявшись, задала совершенно ненужный, не имеющий смысла вопрос:
— О, Сара! Это — ты?
— Да, — ответила Сара и слегка покраснела от промелькнувшей у нее мысли. «Она такая же, как и все другие, — подумала она. — Ей не хочется говорить со мной. Она знает, что со мной не говорит никто».
Придерживая подбородком ворох белья, чтобы оно не упало, Сара пристально взглянула на Эрменгарду. Под ее взглядом та еще больше растерялась. Ей казалось, что Сара стала какой-то другой девочкой, незнакомой ей. Должно быть, такая перемена произошла в ней оттого, что она теперь бедная и принуждена чинить белье и работать, как Бекки.
— Как твое здоровье? — нерешительно спросила она.
— Не знаю, — ответила Сара. — А твое?
— Я… Я здорова, — растерянно сказала Эрменгарда и прибавила, решившись перейти на другой, более искренний и дружеский тон: — Ты очень несчастна?
Саре было тяжело в эту минуту, и она не поняла ее доброго побуждения. Если Эрменгарда до такой степени глупа, то пусть лучше оставит ее в покое.
— А как ты полагаешь? — спросила она. — Ты, должно быть, думаешь, что я очень счастлива?
И, не прибавив больше ни слова, Сара ушла.
Впоследствии она поняла, что напрасно обидела бедную недалекую Эрменгарду.
Та была неловка всегда, а когда что-нибудь сильно трогало или волновало ее, неловкость ее еще увеличивалась.
Но внезапно промелькнувшее у Сары подозрение сделало ее особенно чувствительной к оскорблениям.
В продолжение нескольких недель между бывшими подругами как будто встала стена. Когда они случайно встречались, Сара отворачивалась, а Эрменгарда от волнения и замешательства была не в силах произнести ни слова. Иногда, встречаясь, они кивали друг другу, но случалось, что они расходились, даже не поздоровавшись.
«Если она не желает говорить со мной, — думала Сара, — то я буду держаться подальше от нее. С помощью мисс Минчин это сделать нетрудно».
С помощью мисс Минчин это оказалось настолько легко, что они даже редко видели друг друга. Приехав из дому, Эрменгарда, как заметили все, стала еще бестолковее обыкновенного и была очень грустна. В свободное от уроков время она чаще всего садилась на подоконник и, прижавшись в уголок, молча смотрела в окно. Раз Джесси, проходившая мимо, остановилась и с удивлением посмотрела на нее.
— О чем ты плачешь, Эрменгарда? — спросила она.
— Я не… плачу, — дрожащим голосом ответила Эрменгарда.
— Нет, плачешь, — настаивала Джесси. — Слеза только что скатилась у тебя по носу до самого кончика и упала. А вот катится и другая.
— Ну и пусть, — сказала Эрменгарда. — Мне тяжело, и я не хочу, чтобы ко мне приставали.
Она повернулась к Джесси своей толстой спиной и, уже не скрываясь, вынула платок и стала вытирать глаза.
В этот вечер Сара пришла к себе на чердак позднее обыкновенного. У нее было много работы, а потом, уже спустя некоторое время, после того как воспитанницы улеглись спать, она отправилась со своими учебными книгами в класс и довольно долго занималась там.
Взойдя на лестницу, Сара с удивлением увидала, что из-под двери ее комнаты виднеется полоска света.
«Никто никогда не приходит ко мне, — подумала она, — а между тем кто-то зажег свечу».