— Я не помню всего, — ответила Эрменгарда.
— Так погоди минутку, — сказала Сара. — Я только разденусь, а потом закутаюсь в одеяло и расскажу тебе.
Сара сняла шляпу и кофточку, стащила мокрые башмаки и надела туфли. Потом она завернулась в одеяло и, усевшись на постель, обхватила руками колени.
— Ну, слушай, — сказала она.
И она начала рассказывать разные кровавые эпизоды из французской революции так живо, что у Эрменгарды стали от ужаса совсем круглые глаза, а по телу пробегала дрожь. Она слушала с наслаждением, сдерживая дыхание, и после этого уж никогда не забывала ни о Робеспьере, ни о принцессе Ламбаль.
— Они насадили ее голову на пику и плясали вокруг нее! — воскликнула Сара. — У нее были великолепные белокурые волосы. И когда я думаю о ней, она никогда не представляется мне живой. Я всегда вижу ее вздетую на пику голову с развевающимися волосами и безумных жестоких людей, пляшущих вокруг нее!
Эрменгарда жадно ловила каждое слово Сары и сидела, как зачарованная, до тех пор, пока та не закончила.
— Ну, теперь поговорим о другом, — сказала Сара. — Как идут твои уроки французского языка?
— Гораздо лучше с тех пор, как я была у тебя в последний раз и ты объяснила мне спряжения. На другой день я отлично знала урок. Мисс Минчин даже удивилась!
Сара засмеялась и крепче обхватила руками колени.
— Она удивляется и тому, что Лотти не делает ошибок в сложении. Она не знает, что Лотти приходила ко мне и я занималась с нею. — Сара огляделась кругом и сказала, усмехнувшись: — А ведь эта комната могла бы быть красива, если бы не была так безобразна!
Эрменгарда не подозревала, сколько лишений и неприятностей приходится переносить Саре. Та ничего не говорила ей, а у нее самой было не настолько живое воображение, чтобы представить себе это. В тех редких случаях, когда ей удавалось прийти к Саре, она слушала ее рассказы и фантазии и под обаянием их не думала о том, каково живется подруге. Иногда она замечала, что Сара бледна, что она как будто похудела, но не придавала этому значения, потому что та никогда не жаловалась и не говорила, что ей часто приходится даже голодать. Сара быстро росла, много ходила, и потому у нее был отличный аппетит; а между тем ее кормили плохо и она очень редко бывала сыта.
«Должно быть, так же приходится голодать солдатам во время похода, — думала она. — Папе, наверное, тоже приходилось терпеть голод».
И эта мысль поддерживала ее. Нравилось ей тоже, что она была полная хозяйка в своей комнате на чердаке.
«Если бы я жила в замке, — думала она, — а Эрменгарда была владелицею другого замка, она приехала бы ко мне в сопровождении рыцарей и вассалов. Услыхав звуки рога у подъемного моста, я вышла бы к ней навстречу и велела бы приготовить роскошное угощение в торжественной зале и пригласить менестрелей, чтобы развлекать ее музыкой и пением. Теперь же, когда она приходит ко мне на чердак, я не могу угощать ее, но могу рассказывать ей разные интересные истории и скрывать от нее всё неприятное».
Сара была гостеприимная хозяйка и щедро раздавала единственное, что у нее было, — свои мечты и фантазии, служившие ей самой утешением и поддержкой.
И так, когда они сидели рядом на постели, Эрменгарде и в голову не приходило, что Сара страшно голодна, что она даже боится не заснуть от голода в эту ночь.
— Я бы хотела быть такой же худенькой, как ты, Сара, — сказала вдруг Эрменгарда. — А знаешь что? Ты в последнее время очень похудела. Глаза твои кажутся такими огромными, а вот тут, у локтя, у тебя совсем высовываются кости.
Сара опустила приподнявшийся рукав.
— Я всегда была худая, — бодро проговорила она, — и у меня всегда были большие зеленые глаза.
— Мне нравятся твои глаза, — сказала Эрменгарда, с любовью и восхищением глядя на Сару. — Они всегда смотрят как будто куда-то вдаль. И мне нравится, что они зеленые; впрочем, они почти всегда кажутся черными.
— У меня кошачьи глаза, — засмеявшись, сказала Сара, — но я не могу видеть в темноте. Я пробовала и узнала, что не могу.
В это время легкий шум послышался около окна. Темное лицо заглянуло в комнату и тотчас же исчезло. Сара, обладавшая тонким слухом, оглянулась и посмотрела на крышу.
— Что это такое? — сказала она.
— Про что ты говоришь? — спросила Эрменгарда.
— Ты не слыхала ничего?
— Нет. А ты?
— Может быть, я ошиблась, — сказала Сара. — Мне послышался какой-то шум на крыше, как будто кто-то тихо шел по ней.
— Кто же это был?! — воскликнула Эрменгарда. — Уж не воры ли?
— Нет, — с улыбкой ответила Сара. — Здесь нечего укра…
Она остановилась, не докончив слова. Теперь обе девочки услыхали шум, но не на крыше, а внизу, на лестнице. Оттуда доносился гневный голос мисс Минчин. Сара вскочила и задула свечу.
— Мисс Минчин бранит Бекки, — шепнула она. — Она довела ее до слез.
— Она, пожалуй, придет сюда? — ужаснулась Эрменгарда.
— Нет. Она думает, что я сплю. Сиди смирно.
Мисс Минчин очень редко поднималась по лестнице до самого верха. Это случилось только раз с тех пор, как Сара поселилась на чердаке. Но теперь мисс Минчин была сильно раздражена и продолжала идти вперед.