Маленькая рыбка. История моей жизни

Отец нанял людей, чтобы обнести лужайку перед домом со стороны двух пересекавшихся улиц низким забором из длинных продольных досок. Всю траву вырвали, осталась только земля. Со стороны Уэверли-стрит решено было посадить дерево.

– Мне нравятся дубы на Восточном побережье, – сказала Лорен в машине, когда мы обсуждали, какое именно дерево посадить.

– Ты знаешь дубы с Восточного побережья, Лиз? – спросил отец, глянув на заднее сидение, где сидела я. Словосочетание «Восточное побережье» он обычно употреблял как синоним слова «второсортный».

– Как они выглядят?

– А вон, – ответил отец, показывая на растущее между тротуаром и дорогой дерево. Оно было совсем не похоже на калифорнийский дуб. Его листья были больше и с неровным краем, как будто в нем понаделали дырок с помощью огромного дырокола.

В конце концов они решили пересадить взрослый медный бук. С помощью крана дерево опустили в глубокую яму. Толстенный ствол и клубок корней. Оно было высотой с двухэтажное здание и поднималось над крышей дома. Его голые ветви, на которых задержались только несколько мертвых листьев, торчали вверх и в стороны, будто прутья метлы.

Уходя по утрам и возвращаясь по вечерам из школы, я искала на нем следы жизни: листья, почки – хоть что-нибудь, что указывало бы на то, что дерево собирается расти и цвести. Но и через месяц бук не изменился. На нем не появилось новых листьев, он не распрямился, чтобы стать симметричным, как другие деревья, а так и остался покосившимся и бесплодным. Однажды приехали люди, распилили на части ветви и ствол и увезли.

Как-то раз к нам на обед пришла подруга отца Джоанна. Она работала в Apple почти со дня основания, и у нее был девятимесячный сын, ровесник Рида. Стив устроил ей экскурсию по дому.

– А вот это, – сказал он, показывая на серебрящиеся от времени деревянные балки под потолком небольшой ниши, – использовалось при строительстве моста «Золотые ворота».

Я подумала, что они были частью самого моста, но после поняла, что он имел в виду строительные леса.

– А ты не беспокоишься насчет белков, Стив? – спросила Джоанна за обедом. У нее был приятный акцент. Она сказала, что в веганской еде может быть недостаточно белка и жиров для развивающегося детского мозга. По ней было видно, что она из тех, кто часто беспокоится.

– Не-а, – со спокойной уверенностью ответил отец. – Ты ведь знаешь, что в наиболее важный для развития период дети питаются грудным молоком?

Он всегда приводил этот аргумент, когда его спрашивали о веганской диете.

– Да. И? – осторожно ответила Джоанна.

– И знаешь, что? Грудное молоко только на шесть процентов состоит из белка, – заявил он. – А значит, белок не так уж и важен.

Он высказывал свои выводы так убедительно, что я много лет не подвергала их сомнению. Он верил, что молочные продукты состоят из слизи, а слизь забивает духовное зрение, совсем как нос. Именно посредством диеты он обособлял себя от окружающих. Когда я была маленькой, он относился к своему рациону чуть проще и иногда даже позволял себе мороженое из магазинчика Häagen-Dazs на территории Стэнфорда. Но теперь он сделался несгибаемым и требовал, чтобы никакие продукты животного происхождения не касались губ ни одного из членов его семьи, в особенности Рида.

Я подмечала, какой уверенной в себе кажется Лорен, как симметрично и безмятежно ее лицо, тогда как мое лицо, казалось, составлено из двух неровных половин: бровь, глаз и ухо с одной стороны были выше, чем с другой. Без моего разрешения и моего ведома лицо отражало все мои мысли и чувства: так хмурится и светлеет небо. Я сталась подражать той марене, в которой Лорен отбрасывала длинные волосы. Она не была хиппи, не вела богемную жизнь. Отклонила два предложения руки и сердца, а потом заарканила моего отца. А потому я верила, что она способна на великие дела. Отец говорил о ней в третьем лице, когда притягивал к себе, чтобы поцеловать:

– Знаешь, что она была чирлидером?

На обед отец приготовил пасту, а я разложила на тарелке буррито из Terra Vera – черные бобы, соус сальса и авокадо в лаваше, – порезав на кусочки, как японские роллы. В тот момент мне нравились чистота и умеренность нашей диеты, не перегруженный мебелью интерьер, обнажавший красоту скелета дома – балки, словно ребра, – и то, что дверь никогда не запиралась и кто угодно мог войти. Садовник посадил ромашки между камнями мощеной дорожки, и когда я шла по ней, от нее поднимался тонкий аромат. Мы ели всю эту здоровую еду за круглым деревянным столом на кухне, с краю стоял высокий детский стульчик брата. В такие моменты – когда в доме были гости, брат хлопал по пластиковому столику, отец напевал, накладывая пасту с кубиками авокадо, щедро политую его роскошным оливковым маслом, – я чувствовала, будто я часть семьи.