В динамике вновь повисает молчание. Мне отчаянно хочется, чтобы Антон сказал хоть что-то, что придаст мне сил. Любое ласковое слово, которое заставит меня поверить, что я не одна. Но он ничего не говорит, предпочитая беззвучно дышать, и тогда я, от души психанув, сбрасываю вызов.
Если раньше он обязательно бы мне перезвонил и стал допытываться, что не так, то сейчас этого не делает. Этот факт лишний раз подтверждает, что между нами все изменилось.
Правда, спустя минут пять от него приходит фотография. Затем еще одна. И еще.
Открыв их, я обнаруживаю скрины экрана, не сразу понимая, что вижу его переписку с женой.
Не в силах и дальше читать эти переполненные болью и истерикой строки, я дрожащей рукой гашу экран. Энергия отчаяния чужой, по сути, женщины добралась и до меня.
Дзинь!
Уперевшись лбом в колени, я глубоко дышу в попытке освободиться от горького послевкусия прочитанного. Хотела бы я сказать, что это проблемы Антона и меня они не касаются. Была бы я чуточку циничнее — так наверняка бы и было. Но до циничной расчетливой любовницы мне, увы, так же далеко, как раку до Пекина. А потому мой внутренний ему ответ «да». Сейчас я понимаю его немного лучше.
39
Странно, но после сообщения Антона мне стало немного легче. По-крайней мере, стали понятна такая перемена в общении и причина его отрешенного состояния. Он погряз в вине и опасениях за здоровье Вероники.
Именно поэтому, когда он звонит мне на следующий день, я запихиваю обиду поглубже и сменяю гнев на милость. Ведь отчасти Антон проходит через это из-за меня.
— Как настроение?
— Нормальное.
— А по голосу и не скажешь, — без упрека возражаю я.
Он невесело смеется.
— Ну да.
Признав, что в ближайшее время Антону не грозит возродиться к жизни словно неубиваемая птица-феникс, я решаю сделать то, к чему призывают интернет-паблики, посвященные отношениям. Стать для него надежным тылом, и как истинная ресурсная женщина поддержать заботой вкупе с отрезвляющим пинком.
— Слушай, так нельзя, — убежденно и твердо заявляю я. — Развод дело непростое во всех смыслах, но это не повод заниматься самоуничтожением.
Антон молчит. А когда собеседник молчит, я машинально воспринимаю это, как призыв стать еще более убедительной и настойчивой.
— Приезжай ко мне после работы. Я приготовлю ужин и мы обо всем поговорим. Тебе нужна встряска.
— Хорошо, — отвечает он через паузу. — Приеду.
После его согласия, я, наплевав на слабость, развиваю невиданную активность: мою полы, протираю пыль, запекаю курицу, меняю постельное белье и, стоя в душе, скребу исхудавшее тело мочалкой в попытке вернуть ему тонус и бодрость.
И когда духовка сигнализирует о том, что ужин готов, приходит сообщение от Антона.
К сообщению приложены новые скрины с обвинениями от Вероники и угрозами наложить на себя руки.
Я снова начинаю закипать. Во-первых, читая излияния, предназначенные другому человеку, я чувствую себя, мягко говоря, не в своей тарелке, во-вторых, жена Антона слишком явно и слишком откровенно им манипулирует, а в-третьих, он с успехом на это ведется.
Дзинь!