Маленькая скандальная история (СИ)

После разговора с мамой мне сразу же перезванивает Олеся, и на вопрос «Что случилось?» получает пространный и красочный ответ. Пока эмоции живы, мне не лень пересказать подробности визита Вероники еще раз. Не каждый день становишься участником чего-то настолько скандального и эпичного.

Реакция подруги подтверждает то, что в нашем узком женском кругу на сегодняшний день именно я — самая одиозная персона и главный ньюсмейкер. «Охренеть, как скучно я живу, — ошарашенно выдает она. — Вот это тебя, Ксения, закрутило».

— И не говори, — трясясь от смеха, соглашаюсь я. — Приехать не хочешь? А то мне мандарины некуда складывать.

— А ты кремень. Я бы уже в штаны наложила от страха.

— Да какой там кремень, — фыркаю я. — Мне просто себя беречь нужно. Хочу выздороветь и новую работу найти, и забыть все это, на фиг, как страшный сон.

— Умница. Заехать постараюсь, но не обещаю. Дел полно. А Антон-то кстати не перезванивал?

— Нет, — отвечаю я, ловя себя на поднимающемся раздражении. — Ему сейчас не до меня. Нужно благоверную утешать и от летающих тарелок отбиваться.

Определенно, к Антону у меня куда больше претензий, чем к его беспардонной жене.

Но он действительно перезванивает, когда я, чтобы отвлечься, с остервенением утюжу перестиранные рубашки и юбки. Его имя целых десять секунд мигает на экране, до того как я решаюсь ответить. В груди снова знакомо потягивает: часть меня еще не успела смириться с тем, что мы теперь порознь, и по-прежнему реагирует на его звонок учащением пульса. Выговорить «алло» тоже непросто из-за собравшегося в горле кома.

— Привет, Ксюш, — его голос звучит подавленно и приглушенно. — Звоню извиниться за случившееся. Прости, что тебе пришлось это пережить. Больше такого не повторится.

Я молчу, слушая его дыхание в трубке. Вот почему я не умею злиться как мама? Обозвать всех виновных и невиновных козлами, и раздуваться от собственной непогрешимости? Почему сейчас, когда я слышу его несчастный, виноватый голос, я не чувствую ни обиды, ни желания добить или уязвить? Почему я такая… беззубая?

— Извинения приняты, — великодушно, но крайне сухо изрекаю я.

— Как ты? — моментально раздается следующий вопрос.

— В порядке.

— Ксюш… — говорит Антон через паузу. — Можно я иногда буду тебе звонить?

Дернувшись, я едва не роняю утюг. Пульс снова учащается.

— Зачем?

— Мне важно слышать твой голос и знать, что у тебя все хорошо.

Задний ум подсказывает не давать слабины ни себе, ни ему и немедленно обрубить любое возможное общение между нами, ибо ни к чему хорошему в виду последних событий оно точно не приведет. Но если бы я всегда его слушала, то Веронике пришлось бы бить посуду в квартире какой-то другой беспринципной телки, а нам с Олесей нечего было бы обсуждать.

Смахнув с наполовину отглаженной рубашки несуществующую соринку, я выдерживаю долгую паузу и выговариваю одно-единственное слово. «Можно». Никаких намерений на возобновление отношений в него не вкладываю — просто мысленно признаю, что стерва из меня посредственная не отношения, даже самые убогие и хромые, я рвать не умею отношения.

И еще одно. В ту самую секунду, когда Антон признался в необходимости слышать мой голос, мое истерзанное и униженное эго снова подняло голову и тихо шепнуло: «Я же говорило, Ксю. Этот слабак не сможет без тебя».

43

Так проходит неделя. Мои успехи за это время: три сброшенных килограмма, вместе с которыми исчезла грудь, один сломанный во время уборки пылесос, два неудачных собеседования и плаксивое настроение. Если в жизни и наступает черная полоса, то это определенно она. Но я не сдаюсь: вдумчиво, хоть и со скрипом читаю купленный роман-бестселлер, хожу в спортзал, гуляю с Олесей и продолжаю искать достойную вакансию.

С последним выходит самая настоящая засада: работодатели, будто сговорившись, решили сжить со света всех менеджеров по логистике, отказываясь платить столько, чтобы хватало на жизнь. Тенденция пугающая с учетом того, что мои и без того не богатые накопления каждый день тают как надкусанный пломбир в жаркий день.

Ах да, и есть еще одна маленькая проблемка. Мысли об Антоне, которые в силу последних событий и имеющейся у меня толике гордости, обязаны были сойти на «нет», почему-то никуда не делись, а каждый день жужжали в голове, словно взбунтовавшийся улей. Я то злилась, то недоумевала, то откровенно грустила, не желая принимать тот факт, что мужчина, так часто и так настойчиво признававшийся в любви, так запросто от меня отказался.

— Знаешь, мне иногда кажется, что этим двоим требовалось встряхнуть свой подыхающий брак, и этой встряской оказалась ты, — сказала Олеся во время одной из наших прогулок. — Сразу и страсти, и переживания, и эмоции появились.

Признавать свою столь мизерную роль откровенно неприятно — особенно когда долгое время мнила себя примой в этом любовном треугольнике. Но Олеся, пожалуй, права. Ибо иначе я объяснить случившееся не могу.