Маленькая услуга

Я добрался до лодки, забросил в нее посох и вскарабкался на борт. Я услышал крик на склоне и замер. Прожектор пробежался взад-вперед по деревьям, и удалился в другом направлении. Меня не заметили. Я усмехнулся, как дурак, и дополз до места водителя. Как только я начну двигаться, я привлеку общее внимание, но мне нужно просто двигаться на запад так быстро, как только смогу, пока не достигну земли. Вся западная береговая линия поблизости очень плотно заселена, и я без проблем найду место, где будет достаточно народа, чтобы избежать дальнейшей назойливости.

Я упал на место водителя и потянулся к ключу зажигания.

А его не было.

Я огляделся вокруг. Розанна оставила ключ в зажигании. Я определенно помнил, что она сделала именно так.

Тени, колеблясь, отодвинулись от пассажирского места напротив места водителя, раскрывая Никодимуса. Он спокойно сидел в своей черной шелковой рубашке и темных брюках, с серой петлей, которую он носил, как галстук, вокруг горла, с обнаженным мечом на коленях, левым локтем опершись на левое колено. В кончиках пальцев левой руки он держал брелок, с которого свисал ключ зажигания лодки.

— Добрый вечер, Дрезден, — сказал он. — Это ищешь?

Глава 45

Дождь со снегом превратился в большие, влажные снежинки. Лодка мягко качалась на неспокойных водах озера. Вода хлопала о борта и булькала, огибая корпус. По сторонам и переду лодки начал формироваться лед. Я знаю, что есть слова для всех частей лодки, такие, как нос и планшир, но у меня это как-то не запоминается.

— Безмолвный Гарри Дрезден, — сказал Никодимус. — Предполагаю, такое случается не каждый день.

Я смотрел на него.

— Если ты сам не догадался, — сказал Никодимус, — это — эндшпиль, Дрезден. — Пальцы его правой руки погладили рукоятку его меча. — Ты можешь догадаться, что дальше, или я должен тебе это объяснить?

— Ты хочешь монеты, меч, девочку, деньги, и ключи от Монте-Карло, — сказал я. — Или ты выстрелишь в меня и уложишь здесь.

— Что-то в этом духе, — сказал он. — Монеты, Дрезден.

Я залез в карман плаща и …

— Что за черт, — сказал я.

Мешочка от Королевской Короны не было.

Я проверил другие карманы, осторожно, чтоб не коснуться монеты, которую я взял у Магога, и осторожно, чтобы не показать ее присутствие Никодимусу. Ничего.

— Их нет.

— Дрезден, даже не пробуй такое жалкое вранье.

— Их нет! — сказал я ему с жаром, ни капли не притворяясь. Одиннадцать монет. Одиннадцать чертовых проклятых монет. Последнее, что я о них точно помнил, это как я звенел ими для Никодимуса.

Мгновение он разглядывал меня, затем его глаза задвигались, и он начал бормотать что-то одним дыханием. Шепоты послышались от теней вокруг него. Я не узнавал язык, но я действительно узнавал интонации. Я задался вопросом, то ли это клятвы на ангельском языке, то ли слова, произнесенные задом наперед или что-то еще. Doog! Teews doog!

Меч Никодимуса рванулся стремительно, как трепещущий язык змеи и остановился отдохнуть у самого моего горла. Я не вздрогнул; это случилось слишком быстро. Я просто дышал и держался очень, очень тихо.

— Эти метки, — пробормотал он. — Душащее колдовство от Шипастого Намшиэля. — Его глаза прочертили линию от последней очевидной метки на моей шее вниз к карману плаща, в котором был мешочек с монетами.

— А! Удушение было отвлечением. Так или иначе, он выпотрошил твой карман прежде, чем его самого убили. Он проделывал такую штуку с Сент-… кем-то там, в Глазго в тринадцатом веке.

Ну, я думаю, нет ничего такого в том, чтобы попасться на старую уловку. Но это означает, что Намшиэль сотрудничал с кем-то еще, — кем-то, кто, должно быть, бродил рядом, чтобы забрать монеты после того, как тот вытащил их из моего кармана, и в общем беспорядке быстренько смотаться.

— Тесса и Розанна, — сказал я спокойно. — Они вернули свою коллекцию головорезов. Они выбрали правильный момент, чтобы разрушить ещё и твой план.

— Лживые суки, — пробормотал Никодимус. — Одна из них — наша собственная Иуда; я уверен в этом.

Я поднял брови.

— Что?

— Именно поэтому я доверил им, скажем так, незабываемые аспекты инициирования Архива к нашему миру, — сказал Никодимус. — Я предполагаю, что теперь, когда ребенок свободен, у нее будут некоторые довольно неприятные ассоциации с этими двумя.

— Зачем ты мне это говоришь?

Он пожал плечом.

— Ирония судьбы в том, Дрезден, что я только с тобой могу поговорить об этом специфическом аспекте семейного бизнеса. Ты — единственный, в ком я могу быть уверен, что он не перешел к этой новой силе — Черному Совету, как ты его называешь.

— Что это ты так уверен во мне? — спросил я его.