Маленькая желтая лампа

По расписанию, выверенному строго, словно атомные часы, сутки назад прошли малую планету Плутон. Даже поглазели на ее край в уплывающем панорамном захвате. «Ничего особенного, – после скучно признался себе Арсений». Из-за крайней удаленности от Солнца ни тебе красивого захода, ни впечатляющих красок. Серость какая-то, совсем не интересная, тусклая тень, кое-где в проблесках стального перелива, как щучье брюхо, мелькающее в темной воде. А ведь последнее более-менее крупное небесное тело, – подумалось доктору. – Впрочем, чур, не последнее! Как же, – хватился Арсений, – именно сегодня и случится знаменательный, красно-календарный день! Эстремадура получит-таки свою комету! И на «Пересмешнике», наконец, воцарится покой». И доктор сможет написать на досуге новую историю «Тысячи и одной ночи», если придет в его голову такая блажь! Хотя тем арабским наивным сказкам ох и далеко до кипящей страстями эпопеи минувших недель, приведших Эстремадуру к вожделенной и хвостатой возлюбленной!

Обиженный на весь белый и темный свет астрофизик в последнее время стал сущим проклятием «Пересмешника». Нытье и угрозы голодовок, дополнительный курс модулярной терапии. Одна безумная попытка покинуть самовольно корабль на ремонтном боте. Полтора отрепетированных самоубийства: путем принятия огромной дозы снотворного излучения в присутствии испуганного пана Пулавского и плюс демонстрация добровольно засунутой головы в нарочно безвоздушное пространство диагностического гермошлема-томографа. Символическое удушение чуть было не окончилось трагически, так как окаянный шлем Арсению и бывшему у него на приеме комиссару Цугундеру сразу снять с провокатора не удалось (дело происходило публично в медицинском кабинете). Хорошо, поблизости мимоходом случилась Тана, иначе бы затянувшееся кислородное голодание основательно повредило блистательные астрофизические мозги. Опять же в портативном регенераторе, к счастью или к несчастью, режима их воспроизведения не имелось. Даже на Земле только-только в стадии разработки, и то некоторых участков коры. Но чтобы сразу все содержимое дурной башки – этого никто еще не придумал.

Обошлось тогда, однако. Эстремадура благодарил чуть ли не на коленях, сразу и вечную обиду позабыл на своего Э-психолога, как и рискованные суицидные мысли, однозначно попытка та произвела на звездочета вразумляющее воздействие. Не имея уже возможности вернуть хлопотный балласт обратно, Командор Хансен повелел посадить незадачливого самоубийцу под замок, это говоря фигурально. А в реальности – держать в смирительном гравиполе медицинского блока, выпуская исключительно под личную ответственность доктора Мадянова для получения пищи и естественного ее вывода обратно из организма. Эстремадуре даже водные процедуры принимать было запрещено, что вызывало особенное его недовольство, да и самому Арсению находиться рядом через день-другой стало не вполне приятно. Впрочем, непреклонный Командор на его жалобы ответил кратко:

– Воняет? И пусть воняет. Если подохнет, вони будет еще больше. Так что терпите, – и более заступничества не принял.

Пришлось вмешаться добровольному корабельному миротворцу доктору Го Цяню. По обыкновению, китайский магистр предпочитал общие проблемы выносить для разрешения на люди. Так и случилось – позавчера в экспресс-столовой, когда все малое население корабля, кроме вахтенной дежурной Таны и арестованного сеньора Рамона, собралось по расписанию за вечерней трапезой. Доктор Го сначала мягко попросил Командора, получил твердый отказ и после этого уже обратился вроде бы и ни к кому лично, но ко всем вместе и персонально к каждому.

– Выброшенный на берег кит не может, к жалости, объясниться человеку, почему задыхается на суше. Надо понять самим и, поняв, спасти. Интеллектуальное голодание страшнее физического. Чистая энергия «дэ» внешним запретом не позволяет душе нужного преобразования в добродетель. Затем душа теряет свое будущее совершенство, может, безвозвратно.

– Мой дорогой Го Цянь, не в обиду вам замечу: все это философия. Нисколько не умаляю ее значения, но что хорошо для университетской кафедры, мало пригодно для путешествия в режиме спецрейса, – неохотно отозвался Командор, хотя магистр теперь и не обращался к нему напрямую.

– Уважаемый Юл, я вполне с вами согласен. Поэтому нам ничего не остается, как погубить одного из нашей экспедиции. Значит, не будем больше об этом, – и хитро замолчав, доктор Го Цянь с величавой покорностью возвел горе блестящие маленькие глазки.

Но тут, что называется, взорвалась общественность. Более того, сам Хансен не ожидал предательского, притворного смирения со стороны душки-магистра – тоже мне, старинный приятель!– и даже утратил толику самообладания, что для Командора вообще вышло небывалым делом.

Когда гвалт немного поутих – говоря иносказательно, был выпущен пар, – слово держал Арсений. Короткая речь магистра не оставила его равнодушным.