Маленькая желтая лампа

Хотелось Мадянову, чтобы сиятельный в костюме соперник смахивал на балаганного паяца, но нет, врожденное благородство потомка идальго устраняло даже намек на комическую трактовку, а после того как главный затейник Антоний надел штаны, в зале присутствовало только двое потешных персонажей. Сам доктор и его напарник «батальонный историограф». Ну и пусть, кто-кто, а уж Арсений сроду не боялся выглядеть смешным. Если кому нынче сулит веселье его забавный внешний вид, пусть радуется в свое удовольствие, все же свадьба, а не похороны, к тому же Арсений, слава Богу, не жених, ему дозволено вызывать улыбки. И доктор заулыбался первым, стукнул в пол своим помидорным тирсом, за ним то же самое немедленно проделал комиссар Цугундер. Оба они, заранее срепетировав, встали по обеим сторонам «ядовитой» трибунки и трижды провозгласили:

– Да здравствует новобрачная! Ура!

И тут появилась Тана. Восхитительная и ослепительная. В залу она вступила неспешно, что и было понятно, учитывая размеры ее свадебного наряда. Уж пан Збигнев постарался на славу. Из чего он сотворил и чем открасил ее праздничный убор, осталось секретом мастера, но результат впечатлял. Юбка до пят, румяного персикового цвета, натянутая на широкий каркас, вся в крупную складку, чуть короче спереди и чуть длиннее сзади, огромное декольте в буйной пене оборок, на голой шее бархотка и цветок – искусно отлитая из гипергласа переливчатая роза. В целом одеяние колыхалось, трепетало и ласково шуршало при каждом шаге невесты. Высокая, насколько позволяли короткие волосы, прическа и в ней импровизированная диадема с яркими камушками. Арсений знал – пан интендант на время разорил запасы технического алмазного фонда, чтобы порадовать свою любимицу.

Церемония началась. Командор прочитал положенные слова, после чего под звуки концерта Васюковского поспешно слез с трибунки и далее старался держаться от нее подальше, как воскресший Христос от Голгофы. Тана и сеньор Рамон под сочные аплодисменты поцеловались на манер голубков, и сразу же вечеринка вступила в свои права. К обильному застольному пиршеству появился из рубки пан интендант, смененный на время Галеоном Антонием (тот так и отправился на вахту прямо в желтой шкуре и с копьем, не желая расставаться даже с частью изобретенного платья). Тут же пан Пулавский выслушал разнообразные похвалы своему портновскому таланту и сметливой находчивости, отчего расцвел как скромный, но сознающий собственную пользу ирландский клевер на весеннем лугу.

Пили и шампанское, втихомолку поругивая отчего-то именно ванильный привкус, но Арсений делал вид, будто уж он-то здесь вовсе ни при чем. А после случились танцы. Были гопак и русский хоровод, греческий сиртаки и польский менуэт, ради его исполнения обоим распорядителям пришлось стать в пару, за неимением свободных дам. Возвернувшийся Антоний исполнил на бис канкан, вращая при этом изо всех сил над буйной головой копье, вышло больше похоже на танец с саблями из старинного балета «Гаянэ». Плясали до упаду, до седьмого пота, до колик в боках, включая жениха с невестой, хотя сеньору Рамону это и было затруднительно, а прекрасной Тане весьма неудобно. Однако снять брачные одежды они не пожелали, чтобы не портить общее впечатление и настроение и, не дай Бог, не обидеть дорогого пана интенданта. И вообще, свадьба, она, может быть, случается только раз в жизни, особенно учитывая условия на «Пересмешнике». Дело дошло и до игры в прыгающий покер, где голографические карты могли произвольно вдруг сменить масть прямо на руках у азартного игрока, хотя бы и в момент объявления заветной комбинации, потому везучие торопились открыться, а невезучие, напротив, корыстно тянули время. В конце празднества, когда все было выпито до капли и съедено до крохи, даже свадебный торт – гигантское сооружение из бисквита, украшенное золотистой меренгой с изображением наверху телескопической трубы и секстанта, – гости по знаку Командора стали расходиться. Сам старый пират Хансен из человеколюбивых соображений взял на себя первую полную вахту, все равно к нему теперь редко шел сон.

Молодые, под игривые пожелания счастья и потомства, взяв друг друга за руки, отправились в новообретенный дом, то есть в спальную каюту, которую прежде занимали на двоих сеньор Рамон и пан интендант. Теперь же Пулавского приютил у себя Командор, невзирая на возражения, что лично он, старый пан Збышек, вполне обойдется койкой у себя в каптерке. В командный отсек, отныне и следом, переехали шиповниковый настой в термосе, покрывало с лебедями и облаками, вышитая салфеточка и глубокая чайная чашка с изображением девы Марии в окружении ангелов.