Вот же беда какая приключилась с Осиповыми — корова как в воду канула! Сутки искали, милицию подключили, а что милиция? Только посмеиваются — смотреть, мол, надо за своими коровами. Первый раз такое приключилось в Каменке, коровы сами возвращаются, особенно молочные. Скорее всего, украли, конечно. Проезжал кто-то на подходящем грузовичке и загнал в кузов. Теперь и выпускать всем боязно без присмотра. Федор-то совсем разленился в последнее время, выгонит стадо и сразу по своим делам, а дела известные — набраться побыстрее с Гришкой и компанией. Что поразительно — у Осиповых пропала, у самой несчастной семьи. Сначала сын погиб, потом мужу трактором ноги переехало, теперь корова. Закон притяжения, что ли, такой? У Алексея язва к тому же, он без парного молока и дня прожить не может — во всяком случае, свято верит в его целебную силу. Люда так убивалась, прибежала вечером, рыдает: пропала кормилица, теперь хоть в петлю… Марья Ивановна говорит: да забирай весь утренний удой, мне много не надо. Хотя надо, конечно — творог делать, сыворотку… но соседка ни в какую — буду доить и литр забирать, а больше ни капли, ты, Маша, святая… Сегодня вроде праздник какой-то религиозный, Мила с Нюрой пойдут поправлять могилки, она тоже собиралась, а тут женишок подвернулся. Свинство это, давно пора уже покрасить мамину оградку; а в компании веселей — может, сходить? А что такого? До трех еще полно времени. К часу вернется, приведет себя в порядок. Обед она принципиально решила не делать, незачем баловать мужика. Неизвестно кому стол накрывать… Он тоже мог бы пригласить ее в ресторан, между прочим. А теперь ославит на всю деревню, еще с букетом припрется наверняка… Хотя что с него взять? Физик, голытьба научная, лишь бы человек приятный… Ни в какую особенную любовь Марья Ивановна не верит — ну, в своем случае. Откуда? Жизнь проходит на пятачке диаметром в километр, даже в Мирославль не вдруг поедешь, сперва хорошо подумаешь, потому как хроническая нищета. Нет, черт, слишком! Она сдернула с полки пакет, он так некрасиво торчал, думала, что пустой. А оказалось, что в нем блюдо! Вдребезги. Так она всю посуду перебьет, хватит. Надо идти на кладбище, даже символично — проведать маму перед свиданием…
Ужас, до чего бурьян разросся, никто не очищает тропинки, летом вообще будет не пройти. Да, запустение, ограды проржавели, даты на памятниках почти не различимы, фотографии тем более. И никого нет, пусто на кладбище… наверное, напутала она с праздником. Только Нюрка орудует, издалека видать. Марья Ивановна задержалась у могилки бабы Тони — надо же, совсем недавно похоронили, а памятник весь облупился. Дожди теперь такие химические, что ли? Или краска некачественная. Надо будет у физика спросить про дожди, надо же с ним о чем-то говорить. А Нюра уже заканчивает покраску, Милки что-то не видно…
— Привет, Нюр, дела идут?
— А то! Вишь, сколько стеблей повыдергала. Только у меня краски полно остается, две банки сразу открыла. Я на Милку рассчитывала, а она пришла, покурила и сразу домой — голова разболелась, магнитная буря у нее, видите ли. Возьмешь мою? Всё равно пропадет.
Вот черт, Марья Ивановна забыла взять наждачку, надо же сначала пошкурить, иначе выйдет сплошное уродство.
— А наждачка у тебя есть?
— М-м-м, сейчас… нет, Маш, я всю использовала, лысая только осталась, хочешь шпатель?
— Давай, попробую. Как твои поживают?
— Катюха за учебники наконец-то взялась, забоялась экзаменов. Колька гоняет с утра до ночи, а Костя за шифером в Мирославль уехал, звал меня с собой, но мы ж договорились на кладбище пойти. Мы веранду теперь новую строим, в три раза больше будет.
— Вот видишь, нет худа без добра. А Гришка как?
— А чё Гришка? Пьет беспробудно, где только деньги на водку берет… Я его с пожара не видала, баба Алена сказала, что он под магазином ошивается. И спит там же, на ящиках. Ничего, не замерзнет… Костя его уже не пускает, хватит. Спалит всё хозяйство, так и по миру пойдем.
— А где ж ему жить, Нюр? Это же его дом, куда ему деваться?
— Вот только не начинай мне! Хорошо быть добренькой, а вот поживи с таким, что запоешь? Жалко его тебе, да? Ну так забирай, мне не жалко!
— Ты чего так разошлась? Ты на меня не ори, на своих привыкла орать… У самой совесть нечиста, вот скажи? Гришка твой нормальный был мужик и работящий и пил не больше других, пока Костя у вас не поселился. Скажешь, нет? Сама хвасталась — два мужика, два мужика… Может, он потому и спился, что не выдержал. Хорошенькое дело устроили — выгнали из дому человека, а дети? Хорошо им видеть, что с отцом хуже собаки обращаются?
— Ой, Маша, ладно, не трави… Мне его жаль, конечно, но я же не виновата, так вышло.
— Вы бы в мамин домик его поселили, а то пропадет мужик.
— Да он же развалился весь, одна кухня осталась.
— Вот и пусть, всё лучше, чем на ящиках у магазина.
— Да придумаем что-то, не бери в голову. Сил уже никаких от твоей доброты. Смотри-ка, кого я тут обнаружила, Лёньку-подкидыша. Пошли, покажу!
— Кого?