Брута пристально оглядел небо. – Нету. Голова высунулась наружу. – Ты…-начала она. – Я не мог говорить. – сказал Брута. – Рядом все время были люди! А ты не можешь… читать слова в моей голове? Читать мои мысли?
– Мысли смертных не таковы. – оборвал его Ом. – По-твоему, это как наблюдать слова, выстраивающиеся в линеечку по небу? Ха! Это как пытаться осмыслить пучок сорняков.
– Потому, что ты – Бог. – сказал Брута. – Аввей, глава54, стих 17: «Все мысли смертных ему ведомы, и нет для него тайн.»
– Это не тот, с плохими зубами?
Брута повесил голову. – Слушай, сказала черепаха. – Я – это Я, и Я не могу ничем помочь, если люди думают иначе. – Но ты же знал о моих мыслях… в огороде…-пробормотал Брута. Черепаха колебалась. – Это – другое. – сказала она. – Это не… мысли. Это вина. – Я верю, что Великий Бог есть Ом, и Он есть Справедливость. – сказал Брута. – И я буду верить в это, что бы ты не говорил и чем бы ты не был. – Приятно слышать. – с чувством произнесла черепаха. – Так и думай. Где мы?
– На корабле. В море. Неспокойном. – Ехать в Эфебу на корабле? А что сталось с пустыней?
– Никто не может пересечь пустыню. Никто не может жить в сердце пустыни. – Я жил. – Тут всего пара дней плавания. – желудок Бруты дал крен, несмотря на то, что корабль едва отошел от причала. – Говорят, Бог… – Я… – …послал нам попутный ветер. – Да? Ох, верно. Насчет попутного ветра, это будь уверен. Постоянного, как мельничный поток, в течении всего пути, не беспокойся.
– Я имел ввиду мельничный пруд!
Брута вцепился в мачту. Через некоторое время подошедший моряк уселся на бухту и стал с интересом его разглядывать. – Ты можешь отпустить ее, отче. сказал он. – Она стоит сама. – Море…Волны…-Осторожно пробормотал Брута, но то, что могло бы выйти наружу, уже кончилось. Моряк задумчиво сплюнул. – Ага, сказал он, – Видишь ли, они должны быть такой формы, так предопределено свыше. – Но корабль трещит!
– Ага. Трещит. – Так это не шторм?
Моряк вздохнул и отошел. Через некоторое время Брута рискнул отпустить мачту. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя таким больным. Дело было не только в морской болезни. Он не знал, где он. В жизни он четко знал лишь две вещи: где он находится, и то, что Ом существует. Тут он разделял склонности черепах. Понаблюдайте за любой движущейся черепахой: периодически она будет останавливаться и стоять, пока рассортирует воспоминания. Не зря же где-то в мультиверсуме, существуют маленькие движущиеся приспособления, контролируемые электрическими думающими машинами, называемые «черепахами». Брута понимал, где он есть, вспоминая, где он был – по подсознательному подсчету шагов и вехам ландшафта. Где-то внутри его головы существовала нить воспоминаний, которая, если бы подключить ее напрямую к тому, что контролирует его ноги, могла бы заставить Бруту протрусить по узеньким тропкам его жизни до самого места рождения. В отсутствии контакта с землей, на изменчивой поверхности моря, нить оборванно болталась. Ом трясся и подскакивал в такт движениям Бруты, когда тот зигзагом пересек качающуюся палубу и достиг борта. С точки зрения кого угодно, кроме послушника, корабль быстро скользил по волнам в превосходный для плавания день. У его пробужения кружились птицы. По одну сторону – то ли по правому, то ли по левому борту, то ли где-то еще в одном из подобных направлений – стая крылатых рыб взрезала поверхность, пытаясь избежать внимания нескольких дельфинов. Брута глядел на серые тени, выписывающие зигзаги под килем в мире, где вообще не надо было считать… – О, Брута, сказал Ворбис. – смотрю, кормишь рыб. – Нет, лорд, сказал Брута. – мне плохо, лорд. Он повернулся. Тут был сержант Симони, мускулистый молодой человек с бесстрастным выражением лица профессионального солдата. Он стоял рядом с кем-то, кого Брута с трудом опознал, как главную местную соль, или как там его титул. Тут же был улыбающийся эксквизитор. –
– Я много бы отдал, лорд, чтобы не быть моряком вообще. – сказал Брута. – Он чувствовал, как трясется коробка от Ома, неистовствующего внутри. –
– Пойдем с нами на нос, Брута. – сказал Ворбис. – По словам капитана, тут есть на что посмотреть. Капитан затравленно ухмыльнулся, словно попав между молотом и наковальней. Ворбис, как обычно, вполне заменял оба. Брута, тащившийся за этой троицей, прошептал. – Что случилось?
– Он! Лысый! Выбрось его за борт!