Маленькие дети

Каждый день, поджидая ее в тени большого дуба, Тодд убеждал себя, что именно сегодня чары развеются и он наконец-то опомнится и поймет, что глупо рисковать счастливым браком ради женщины, которую он едва знает и на которую при других обстоятельствах даже не взглянул бы, и — что еще хуже! — заставлять ребенка участвовать в этом обмане. Иногда он даже мысленно репетировал речь, с которой обратится к Саре, — вернее, не речь, а какие-то на живую нитку сшитые обрывки фраз, выдернутых из фильмов или песен: Наверное, мы сошли с ума, Сара, надо остановить это безумие, пока не поздно, возможно, если бы мы не впутали в это детей… мне очень тяжело Сара, давай останемся друзьями…

А потом Тодд видел, как она идет к нему по бетонной дорожке, широко улыбаясь и размахивая соломенной сумкой, и все заготовленные заранее фразы вылетали у него из головы и лопались в воздухе, точно мыльные пузыри. Она пришла! Она уже здесь! Он с радостью наблюдал за тем, как Сара расстилает на траве свое полотенце, расстегивает темно-синий пляжный сарафан на пуговицах (она купила его через пару дней после того, как начался их роман), поправляет красный купальник, и в очередной раз признавался самому себе, что он опять ошибся и заклятие продолжает действовать и сегодня он, как ни странно, хочет ее ничуть не меньше, чем вчера.

Странным это было, потому что Сара совсем не принадлежала к тому типу женщин, который обычно нравился Тодду. Возможно, раньше у него просто не хватило бы воображения для того, чтобы разглядеть что-то привлекательное за ее не особенно красивым лицом и далеко не идеальным телом. Да и с какой стати он стал бы ее разглядывать? Раньше Тодд выбирал только тех девушек, которые нравились всем: высоких блондинок с надменными, капризными лицами или миниатюрных брюнеток с большими карими глазами и очень большой грудью, гибких экзотических азиаток или будущих моделей, вслед которым поворачивались все головы. Такие девушки начиная с десяти лет не испытывают недостатка в поклонниках, и большинство парней даже не решаются к ним приблизиться. Никогда Тодду не приходилось ни идти на компромиссы, ни мириться с несовершенством — то есть делать то, к чему другие привыкают еще со времени первых школьных влюбленностей. И никогда раньше он даже не подозревал о существовании простой истины, в которой теперь заново убеждался каждый день: красота — это не главное, и она вообще не имеет большого значения, а таинственная связь возникает между двумя людьми не на уровне кожи и даже, возможно, не на уровне тела. Тодд даже гордился силой своего желания. Она словно являлась доказательством того, что он повзрослел и его горизонты расширились, как будто он узнал какие-то дальние страны или научился любить экзотические блюда.

Раньше его всегда смущала мысль о том, что пожилые люди тоже занимаются сексом — об их дряхлых, покрытых пигментными пятнами телах, о волосках, вырастающих в неправильных местах, о посторонних запахах и неприятной близости к смерти. Иногда Кэти шутя спрашивала, будет ли он по-прежнему любить ее, когда у нее выпадут зубы и грудь отвиснет до самого пола. Разумеется, он отвечал, что будет. А что еще можно ответить? Но по правде говоря, он просто не мог представить себе Кэти старухой, а себя — стариком, который, хрустя костями, взбирается на нее. Кэти, переставшая быть красивой, уже не будет Кэти. А занимаясь любовью с Сарой, Тодд уже несколько раз, в какой-то странной эйфории, думал о том, что так же радостно будет трахать ее, когда им обоим исполнится восемьдесят и у них не останется зубов, и что никакого значения не будет иметь то, как они оба при этом выглядят. Правда, подобные мысли он старался держать при себе, опасаясь, что Сара не сочтет их за комплимент.

Как ни старался Тодд убедить ее в обратном, она продолжала считать, что недостаточно красива для него, и стесняться своей внешности. Она часто и с восторгом говорила о его квадратном подбородке, широких плечах и прочем и тут же начинала жаловаться на собственные несовершенства: пережженные волосы, упорно не желающий исчезать жир на животе, слишком темные соски. «Мне так нравится твой рот, — говорила Сара. — Я так ненавижу свои уши». Она восхищалась золотистым пушком на его руках и неровно растущим передним зубом, но проклинала маленькую родинку у себя на спине. У тебя такие тонкие пальцы. А у меня — как сосиски.