Маленькие детки - маленькие бедки (СИ)

— Не могу сказать, что мне это не нравится, но всё же… Надо становиться серьёзнее.

— В чём? Мы живём вместе, самостоятельно зарабатываем на жизнь, самостоятельно обустраиваем быт. Разве мы не имеем права немного подурачиться? Или ты о чём-то другом?

— Скажи, Мэри, разве тебе не надоели расспросы твоей матери о наших отношениях?

— Надоели, конечно… Но я считаю, что свадьба — формальность. Жить вместе и любить друг друга можно и без всего этого.

— А что, если бы этих разговоров не было? Мы ведь можем это устроить. Сыграем свадьбу, а там уже и о детях можно подумать. Как ты на это смотришь?

Стоит ли говорить, что Мэри смотрела на это более, чем положительно?! Конечно, она хотела стать женой, матерью, хотела надеть красивое белое платье. Но она не хотела торопить с этим Франца, и никак не ожидала от него этих слов. Франц же, смотря в удивлённые глаза Мэри, рассмеялся и произнёс:

— Да, Мэри, ты всё правильно поняла. Я только что сделал тебе предложение.

Мэри радостно взвизгнула и крепко обняла Франца. Было понятно без слов — она согласна. Однако вскоре она отпрянула от Франца и серьёзно произнесла:

— Меня всё устраивает, только я хотела бы внести некоторые коррективы в твои планы.

Франц удивился:

— Какие ещё коррективы?

— Я хотела бы поменять местами составляющие. Какая разница, что будет раньше — свадьба или ребёнок? Тем более, что свадьбу нужно долго планировать, а ребёнка мы можем сделать прямо сейчас. Собственно, этим я и предлагаю сегодня заняться.

Франц посмотрел в полные желания глаза Мэри и улыбнулся:

— Да, ты права — разницы никакой. Так почему бы нам не начать с приятного?

Влюблённые улыбнулись друг другу, после чего слились в поцелуе.

========== Пять лет спустя: транквилизаторы ==========

Натали и Алиса полагали, что тот возмутительный случай на съёмках — исключение, а не правило. Они писали новые картины, организовывали небольшие выставки, старались как можно чаще появляться на публике, но всё тщетно — предложений от серьёзных изданий не поступало, зато раздеться на камеру предлагали по меньшей мере раз в неделю. Теперь это не вызывало ужаса у сестёр — они просто отказывались от таких съёмок и продолжали ждать того серьёзного журналиста, который не захочет задавать им неудобные вопросы или раздеть.

Эмили Лавахиз видела, что её дочери стали больше времени проводить за работой, и сначала её это радовало, но ровно до того момента, как она увидела их новые произведения — всё такие же безликие, без изюминки. Тогда она решила рассказать дочерям о своём разговоре с главным редактором того, первого журнала.

Для Натали и Алисы это стало ударом. Ещё бы — они всю жизнь безоговорочно верили в свой талант, были уверены, что смогут сделать карьеру на том поприще, которое им нравится. Но всё рассыпалось в один миг.

Эмили Лавахиз думала, что жестокие слова взбудоражат дочерей, что они будут больше стараться, станут искать новые, неожиданные решения, но вышло иначе.

Натали пала духом, но не потеряла вкус к жизни, выстояла. А вот куда более ранимая Алиса не смогла пережить удара.

Сначала её стали мучить ночные кошмары. Те вещи, которые раньше её радовали, стали безразличны. Дошло до панических атак и клинической депрессии. К сожалению, родители и сестра слишком поздно это заметили. Без медикаментозного лечения было не обойтись. Теперь транквилизаторы — постоянные спутники Алисы.

Теперь, спустя пять лет, Натали не узнавала сестру. Та принимала таблетки дважды в день — утром и вечером. После вечернего приёма лекарств Алиса крепко засыпала и спала до обеда. После утреннего — ходила сама не своя, будто неживая. Лишь несколько часов в день Алиса улыбалась, но Натали понимала, что эта улыбка — не искреннее проявление эмоций, просто мышцы лица Алисы всё ещё помнят, что иногда нужно это делать, чтобы окружающие думали, что всё хорошо, и не задавали лишних вопросов.

Натали было больно смотреть на Алису, на этот крепко спящий целыми днями комочек. Ради сестры Натали отказалась от своих амбиций, и это — наименьшее, что она могла сделать. Алиса выглядела так, будто кто-то убил её душу, а тело — забыл, оставил жить, точнее — существовать. И Натали даже знала, кто это сделал. Это знание, однако, умножало испытываемую боль втрое.

Натали сама сотворила это с сестрой. Она сама её уничтожила — своими амбициями, стремлениями, слишком большим самомнением и неосторожностью. Это всё она, она сама…

========== Пять лет спустя: фотография ==========

Фотография в рамке. На фотографии — Жан, счастливый, в костюме. Рядом с ним — Белла, в свадебном платье. А чуть поодаль — Тайра, тоже в платье, но не в белом, пытающаяся улыбнуться для фотографии, но не способная скрыть печаль во взгляде.

Фотография в рамке стояла на тумбочке Тайры. Она искренне ненавидела эту фотографию, но убрать не могла. Это — единственный снимок, кроме совсем уж детских, на котором они с Жаном вместе. Пусть даже он с другой девушкой на первом плане, а она — вдалеке.