Маленькие дикари

Глава 24 История Калеба и медвежьи следы

Старик сидел молча и, посасывая трубку, сосредоточенно смотрел на весело потрескивавший огонь.

Сэм долго не знал, как приступить к делу. Наконец он решился и начал самым дружеским тоном:

– Пожалуйста, мистер Кларк… Мне давно хочется разъяснить одно важное дело… Оно касается вас и моего отца. Я не буду защищать отца, хотя хорошо знаю, что зря он ничего не делает и никого не обидит. Правда, он бывает очень резок, но у него прямой характер и доброе сердце. Я знаю, что он несправедливо относится к вам, а вы к нему. Вот мне и хотелось уладить это. Вы оба хорошие люди, к чему вам враждовать?

Несмотря на свою юность, молодой Рафтен нередко выказывал такой здравый смысл, которому мог бы позавидовать любой взрослый человек, и умел говорить так убедительно, что его невольно слушали.

Старик внимательно посмотрел на мальчика, но ничего не ответил.

– Мне и маме очень хотелось бы помирить вас с отцом, – продолжал мальчик. – Нехорошо враждовать Бог знает из-за чего…

Сэм очень кстати упомянул о матери. Калеб давно знал миссис Рафтен и всегда уважал ее как хорошую и добрую женщину. Она обладала мирным характером, никогда не ссорилась с мужем и не вмешивалась в его дела, за исключением тех, которые находила несправедливыми. В последнем случае она была очень упорна и не боялась спорить с мужем, доказывая его неправоту. Она была уверена в невиновности Калеба, но все ее попытки помирить бывших друзей оставались напрасными.

– Неприятно рассказывать-то, – заговорил наконец старый охотник, и в его тоне была заметна неподдельная горечь. – У нас с твоим отцом вышло недоразумение на денежной почве. Он немного обставил меня при обмене лошадьми, кроме того, так прижал с уплатой долга, что мне пришлось отдать ему чуть не за полцены овес, который он тут же перепродал гораздо дороже. Мне это показалось очень обидным, и мы повздорили, к тому же оба порядочно выпили. Кажется, я даже угрожал ему… Я ушел из города раньше, а он – потом. У него в кармане было несколько сотен долларов, составлявших мое последнее достояние. Было уже поздно, он не мог положить деньги в банк, поэтому взял их с собой. Дорогой в него кто-то стрелял… Говорю «кто-то», потому что до сих пор не узнали, кто именно. Только не я. При мне не было тогда никакого оружия. Утром там нашли мой кисет с табаком и несколько деловых писем на мое имя. Из этого заключили, что стрелял именно я. А у меня, повторяю, не было оружия, потому что за несколько дней до этого у меня кто-то украл вот этот револьвер вместе с кисетом и письмами. Этот же кто-то, вероятно, потом и подбросил кисет и письма, чтобы обвинить меня в преступлении… За неимением прямых улик меня не предали суду, но до сих пор я остаюсь под подозрением. А твой отец так просто уверен, что стрелял в него именно я. И чтобы отомстить, он натравил на меня Дика Пога, который женился на моей дочери и отнял у меня ферму… Все это мне было крайне обидно, но доказать свою невиновность я не мог. Вот и вся история…

Калеб замолчал. Его юный слушатель тоже задумался, а потом произнес:

– Насчет лошадей и овса – это вполне в духе отца. А вот насчет Дика Пога вы ошибаетесь. Отец едва ли мог решиться на такую подлость.

– А между тем это так, – с горечью произнес старик.

Снова наступило продолжительное молчание.

– Все набросились не только на меня, но и на мою собаку, – опять заговорил старый охотник. – Пог уверяет, что она таскает по ночам ягнят. Твой отец первый верит этому, и когда у него пропадает ягненок или курица, он обвиняет меня. Якобы я по ночам нарочно привожу собаку к его владениям… А ведь Турок ночует со мной в хижине, а если я остаюсь здесь у вас, то тут же всегда находится и собака.

– Кто же в таком случае, по-вашему, ворует ягнят и кур? – спросил мальчик.

– Почем же я знаю? Может, лисицы или рыси.

Оба собеседника опять замолчали. Старик, выколотив пепел из своей трубки и набив ее свежим табаком, зажег угольком от костра и принялся молча курить, устремив задумчивый взгляд на огонь. Мальчик тоже глубоко задумался. Полная искренность, сквозившая в рассказе охотника, заставила юного слушателя окончательно убедиться в невиновности старика, и Сэм дал себе слово примирить отца с его прежним другом.

Было уже поздно, и собеседники, пожелав друг другу покойной ночи, улеглись спать.

Утром охотник, как обычно, поднялся раньше всех, и к тому времени, когда проснулись его юные друзья, завтрак уже был готов. За едой «индейцы» уже смеялись над своими страхами, которые внушил им ночью крик «лешего». Гай даже дал торжественное обещание непременно «разобраться» с ним, если тот снова осмелится беспокоить их своим «дурацким» криком.

Дождь к утру перестал, но ветер продолжал бушевать. Все небо было покрыто темными тучами. Калеб и Гай ушли по домам, а Ян и Сэм целый день просидели в типи. Первый занимался разрисовыванием «индейской ширмы», а второй мастерил стрелы для задуманной большой охоты на диких зверей, в которой должно было принять участие «все племя».