Вадик так и поступил: отжал трусы, надел джинсы и рубашку, а упомянутый предмет нижнего белья оставил в руках, и пошли они дальше, понемногу успокаиваясь и смеясь над этим нелепым происшествием. Вадик даже начал чувствовать себя немного героем, активно жестикулируя зажатыми в руке трусами, пока Светка не предложила сдать их на временное хранение в свой полиэтиленовый пакет, что и было сделано.
– Светка, только ты это… не говори никому в конторе про мои похождения, а то застебают мужики, а?
– Да что ты, Вадик, я кремень. Никому!
Объединенные теперь общей тайной, мило беседуя, они шли оставшееся до остановки автобуса расстояние, все больше и больше располагаясь друг к другу. Непродолжительное путешествие подошло к концу, и, расставаясь возле станции метро, наши коллеги зачем-то неловко пожали руки и пообещали впредь общаться почаще. Чему, скажу забегая вперед, так и не суждено было осуществиться.
Вадик, как и собирался сначала, порадовал себя кружечкой бархатного и, нога за ногу, с романтической улыбкой на лице доплелся до дома.
Светка, также погруженная в философские размышления, на автомате зашла в универсам, накупила еды на ужин и завтрашний день, сложила все покупки в свой пакет и направилась домой. Дверь открыл ее благоверный, который уже пришел с работы и приветствовал супругу обычным:
– Где так долго? Я жрать хочу – умираю, сегодня пообедать не пришлось.
– Да, норму никак не могла сегодня выполнить, возьми, дорогой, сумки, сделай себе бутер пока, а я сейчас переоденусь и быстренько картошечки поджарю со свининкой.
Он взял сумки, отнес на кухню и стал рыться в поисках заветной колбасы. Когда до несчастной женщины стало доходить, какую роковую ошибку она совершила, с кухни уже раздался угрожающий рык и в прихожую выбежал взбешенный муж, держа в руках убийственную находку – труселя Вадика.
– Выполнила норму? Зараза! – сверкнули налитые кровью и не предвещающие хеппи-энда глаза.
Вадик же «прожил» не больше Светкиного – только до того момента, когда по возвращении домой жена предложила переодеться в домашнее. Он снял рубашку, привычным жестом скинул джинсы и обнажил всю свою мерзопакостную сущность, то есть полное отсутствие выданных утром трусов, а испугавшись и повернувшись спиной, – еще и подсохшие царапины, оставленные коварной проволокой.