Маленькие Песцовые радости

— Хороший? — я рассмеялся. — Хорошо притворяющийся — будет точнее. Я… — говорить о том, что я ставлю метки и по ним понимаю, что чувствуют люди, я все-таки не рискнул. — Я иногда чувствую чужие эмоции. Николай фонтанирует злобой. Идея убить меня на Изнанке принадлежала именно ему. Он настоял, чтобы князь выполнил мое желание побывать на Изнанке. Кстати, до слизня меня действительно довели. Только группа была на поводке от Живетьева, а зачистить их приказал Трефилов.

— С чего ты это взял?

— Прозвучавшее на записи имя вас не убедило?

Кажется, я зря рисковал.

— Нет, про Живетьева, пожалуй, верю, но не про Трефилова. Он под клятвой.

— На нем нет следов клятв. Он сейчас действует абсолютно добровольно, разве что Живетьев на него тоже набросил Поводок — их я не вижу. В планах заговорщиков устранить всех Шелагиных по крови сразу после совершеннолетия Николая. Или раньше, если Арина Ивановна сделает новую реликвию. Старую-то, почти доделанную, у нее внезапно украли. — Он молчал, поэтому я продолжил: — Александр Павлович, из-за того, что вы мой отец, под ударом оказалось слишком много близких мне людей, поэтому вы обязаны разобраться с тем дерьмом, что у вас под боком. Я могу помочь алхимией. Например, разговорить Трефилова, чтобы понять, кто вам уже не верен и почему главное лицо по безопасности княжества не под личной клятвой князю и играет за команду противника.

Глава 14

С Шелагиным мы договорились, что он привезет к нам домой для разговора князя, никому ничего не говоря. Не уверен я, что Трефилов не подслушивает тех, кого должен защищать, а поэтому все разговоры вне нашего дома опасны. Выходить оттуда открыто пока я не планировал — о том, что я выжил, никто не должен узнать раньше времени. А, может, и вообще не узнать: я не исключал, что Шелагины не захотят вытаскивать грязное белье на всеобщее обозрение и согласятся с тем, чтобы княжество наследовал «хороший парень Коля», реликвию для которого Живетьевы подправят к общему счастью. И тогда нам с Олегом нужно будет исчезнуть. Именно поэтому я не хотел открывать все козыри Шелагиным: я не чувствовал в них ни родни, ни поддержки. Проблема в том, что исчезновение лишь отсрочивало решение вопроса: меня рано или поздно обнаружат и опять попытаются убить. И скорее рано, потому что доступные мне способы заработка были очень уж демаскирующими, а все наработанные связи останутся тут, в этом княжестве.

— А сейчас-то ты как? — спохватился княжич.

— Своим способом доберусь, не переживайте. Только дверь мне откройте, а сами… Ну, к примеру, сходите поужинать. И да, сообщите князю о моей пропаже. Мол, мой дядя Олег звонил, переживал.

Я дернулся к выходу, собираясь уйти в невидимость.

— Стой, — спохватился Шелагин. — Твой дядя должен мне позвонить, сообщить о твоем исчезновении. Именно сам позвонить. Подозреваю, что мой телефон прослушивают.

Тут я сообразил, что до сих пор не знаю ни его номера телефона, ни Грекова, поскольку они посчитали это излишним.

«Бумагу и ручку приготовь», — попросил я Олега.

«Есть».

— Диктуйте номер телефона.

— Так запомнишь? — удивился Шелагин.

— Олег записывает. Сейчас перезвонит, сообщит о моей пропаже. Заодно скажите ему, чтобы не выходил никуда из дома до вашего прихода.

Шелагин недоверчиво продиктовал. Я продублировал Олегу. Потом попросил его позвонить и сообщить княжичу о моем исчезновении. И о том, что я оставил запись на случай своей смерти. Олег позвонил тут же. Поскольку Шелагин держал телефон не вплотную к уху, слышал я разговор с обеих сторон.

— Александр Павлович, племянник пропал, — встревоженно сказал Олег.

— Как пропал?

— Его дополнительно премировали выходом на Изнанку. Коротким, в пределах часа. Но прошло куда больше времени, а телефон Ильи не отвечает. Он подозревал, что с ним может что-то случиться, и оставил запись. Ее я могу показать только вам или вашему отцу. Обвинения там серьезные.

Сыграл Олег прекрасно: если кто-то подслушивал, то должен был увериться: существует компромат на преступников.

— Разберусь.

— Разобрались уже с сестрой. Соню убили по приказу княгини. Теперь Илью. А потом и меня приберут.

— Пока ничего не прояснится, из дома не выходите, это приказ.

Я сообразил, что этим звонком ставлю дядю под удар и торопливо ему передал:

«Олег. Не выходи ни под каким предлогом. На звонки отвечаешь только мои и Шелагина».

Сообщение получилось слишком длинное, и голову прострелило резкой болью, как будто спицей проткнули ото лба до затылка. Олег наверняка тоже получил свою порцию неприятных ощущений, потому что ответил не сразу и коротко:

«Понял».

После окончания разговора я сказал:

— Все, звоните князю, про запись не забудьте — поднимайте волну, а я пошел.