Маленькие пленники Бухенвальда

Он не обижал Петьку, и мальчишка не особенно-то боялся этого старого флегматика. Опасны для Блохи были офицеры СС, которые часто навещали тир, чтобы набить руку в стрельбе. И больше всех усердствовали те, кому предстояло отправиться на восточный фронт. Среди них были пьяные, а от пьяных всего можно ожидать. И тогда Петьке становилось страшновато. Ну что стоит гитлеровцу пристрелить маленького русского гефтлинга?

Сегодня Ганс, немного постреляв, куда-то вышел. Как раз в это время в тире появился долговязый эсэсовец. Он был пьян.

Петька пошел поправлять мишени, и офицеру взбрело в голову позабавиться. Он поставил мальчишку к щиту и стал целиться из пистолета.

Раздался выстрел. Пуля впилась в доску возле Петькиного плеча. Он слегка повернул голову и увидел в щите маленькую черную дырочку.

Эсэсовец снова поднял пистолет. Пролетит ли вторая пуля мимо.

И вот снова выстрел. Мимо! Третьего выстрела эсэсовец не успел сделать: пришел Ганс и вежливо отстранил офицера.

Дальше все пошло сравнительно хорошо. Петька благополучно отработал в тире несколько недель.

В воскресенье Ганс не пристреливал оружие, а только заполнял карточки. Зато Петьку донимала уборка помещения, приходилось все мыть и драить. С помощью длинного резинового шланга он обмывал цементный пол, потом сгонял шваброй воду под металлическую решетку и насухо вытирал пол большой тряпкой. Тряпка не умещалась в его руках, а ее надо выжимать. Пока вытрешь пол — спина занемеет.

Покончив с полом, Петька протирал пирамиды, шкаф, барьер. Все очень тщательно, как внутри, так и снаружи. Чтоб нигде ни пылинки не осталось.

Когда Петька заканчивал работу, Ганс начинал проверять. Этот флегматик был мелочно — придирчив, не спеша заглядывал во все уголки, нет ли пыли. Он дотрагивался до каждого предмета в тире, а под конец становился на табурет и, вытягивая шею, заглядывал на верх шкафа и тоже несколько раз — для верности — проводил там пальцем и рассматривал его при ярком свете лампочки. Гансу не хватало только лупы или микроскопа. Петька глядел на его палец и был уверен, что Ганс ничего не обнаружит. Блоха все драил на совесть, как принято говорить. Но в данном случае, пожалуй, слово «совесть» не очень подходило. Тут действовал закон: если ты сделаешь уборку плохо — заставят десять раз переделывать да еще изобьют.

Была еще одна причина, почему Петька так старался. Он хотел как-то задобрить мелочного Ганса, быть в его глазах таким же усердным и исполнительным, как он сам. А чем еще мог Петька понравиться Гансу? Ничем.

Расположение Ганса к маленькому пленнику имело свой особый смысл. У Петьки созревал смелый план.

Однажды Ганс, пристреляв одну из винтовок, осмотрел принесенную Петькой мишень. Мальчишка видел, как на обычно угрюмом, неподвижном лице Ганса появилась широкая улыбка. Солдат радостно произнес:

— Зер гут!

Все пули из винтовки легли точно в центр черного круга, образовав одну широкую пробоину. «Это вот винтовочка! — подумал Петька. — И кому-то из убийц попадет она в руки. Нет, это нельзя допустить!..»

И тут Петька решился.

Взяв отлично пристрелянную винтовку, он пошел к пирамиде и, прежде чем поставить ее в гнездо, посмотрел на Ганса. Солдат, обрадованный успехом, уже стрелял из другой винтовки. Он лежал на мате, широко раскинув ноги, обутые в тяжелые сапоги с железными гвоздями на подошвах и каблуках.

Петька юркнул к левой пирамиде, где стояло забракованное оружие, поставил туда винтовку, отдернув от нее руку, словно от огня. Теперь путь у винтовки будет другой, она поступит в мастерскую. А там работают заключенные, и они вновь начнут ремонтировать ее, искать неполадки и так доремонтируются, что из хорошей она станет плохой. Тогда-то Петька поставит эту винтовку в правую пирамиду — и пусть едет на фронт.

Блоха в этот день пять раз «спутал» пирамиды. Не много ли уже, Ганс может обнаружить, и тогда…

В конце рабочего дня солдат, как всегда, взял блокнотик и пошел к пирамидам. Петька, поправляя на матах смятые плащ — палатки, краем глаза наблюдал за эсэсовцем. Вот Ганс остановился у правой пирамиды, не спеша взял дощечку и положил на нее блокнот. Затем он нагнулся, рассмотрел номер первой винтовки и записал. Так он переписал все номера, не догадавшись о Петькиной проделке.

Блоха облегченно вздохнул, когда Ганс, спокойный, уверенный в себе, зашагал от пирамид. У Петьки внутри все пело.

Его колодки как-то весело постукивали, когда он уходил из тира. «Так, так, так, так» одобряли они Петькину работу.

Проходя в строю через лагерные ворота, он посмотрел на арку, где была надпись «Каждому — свое», и подумал:

«Не на тех нарвались!..»

Петькино приподнятое настроение не ускользнуло от внимания Гофтмана, умеющего многое прочесть на лицах, на то он и артист.

В тот день чехи снова «подбросили» детям бачок картошки.

Дядя Яша при раздаче ужина дал Петьке лишнюю картофелину и сказал:

— Ты сегодня хорошо поработал, Петя…

После ужина Блоха не удержался, подошел к штубендинсту:

— А как вы узнали, дядя Яша, что я хорошо поработал?

— Как узнал? Это дело, Петя, нехитрое. По твоему лицу, по глазам догадался.