Маленькие пташки

Позволь тебе поведать, что однажды случилось у меня с Бижу. Разумеется, Бижу была женщиной вероломной. Она попросила меня разрисовать ее для бала художников. В тот год художники и их натурщицы договорились, что они будут одеты как африканские дикари. Поэтому Вижу попросила меня красочно ее разрисовать, для чего и пришла ко мне в мастерскую за несколько часов до бала.

Я принялся разрисовывать ее тело африканскими узорами, которые сам придумывал. Она стояла передо мной совершенно голая, и я начал разрисовывать вначале ее плечи и груди, потом перешел к животу и спине и, опустившись на колени, принялся за нижнюю половину ее тела и ноги… Я выполнил все любовно, заботливо, словно совершал акт поклонения.

Спина у нее была широкая, крепкая, как у цирковой кобылы. Я мог бы оседлать ее, и она даже глазом бы не моргнула. Я мог бы сесть ей на спину и соскользнуть с нее, обхаживая ее сзади, как хлыстом. Мне хотелось это сделать. Пожалуй, мне хотелось большего: сжимать ее груди, пока с них не сойдет вся краска, ласкать их, пока они не станут снова чистыми, чтобы я мог их целовать… Но я сдержался и продолжал разрисовывать ее под туземку.

Когда она двигалась, то одновременно, словно колышущееся течением маслянистое море, начинали двигаться и свежевыполненные рисунки. Когда я касался кистью ее сосков, они были крепкими, как спелые ягоды. Каждый изгиб ее тела волновал меня. Я расстегнул брюки и достал пенис. Она стояла неподвижно и даже не смотрела на меня. Когда я закончил с бедрами и перешел к ложбинке, ведущей к волосам на лобке, она поняла, что мне не удастся закончить свою работу, и сказала:

— Если ты прикоснешься ко мне, то все испортишь. Не смей меня касаться. После того как краска высохнет, ты будешь первым. Я буду ждать тебя на балу. Только не сейчас. — И она мне улыбнулась.

Разумеется, я не стал разрисовывать ей лоно. Бижу отправилась на бал совершенно голая, если не считать некоторого подобия фигового листа. Она позволила мне поцеловать ее невыкрашенную вульву, что нужно было делать с предельной осторожностью, чтобы не наглотаться ярко-зеленой и красной краски. Бижу страшно гордилась своей африканской татуировкой. Теперь она выглядела как королева пустынь. Взгляд ее был твердым, сверкающим. Она потрясла серьгами, рассмеялась, набросила на себя плащ и ушла. Я пребывал в таком смятении, что мне потребовалось несколько часов, чтобы собраться и пойти на бал. Я надел только коричневый плащ.

Я уже говорил, что Бижу была вероломной. Она даже не стала дожидаться, пока краска высохнет. Когда я пришел, то обнаружил, что уже не один мужчина пренебрег опасностью запачкаться об ее рисунки. Все узоры на ней были размазаны. Бал был в разгаре. В кабинках сидели обнимающиеся парочки. Происходила коллективная оргия. И Бижу не стала меня дожидаться. Когда она проходила мимо, то оставляла за собой тоненький след спермы, по которому мне не составляло труда ее отыскать.

ХИЛЬДА И РАНГО

Хильда была красивой парижской натурщицей. Она по уши влюбилась в одного американского писателя, сочинения которого были настолько скандальными и чувственными, что это сразу же привлекало к нему женщин. Они начинали писать ему письма или пытались через друзей познакомиться лично. Тех, кому удавалось встретиться с ним, неизменно очаровывало его изящество, мягкость.

Это случилось и с Хильдой. Поскольку он оставался безучастным, она принялась за ним ухаживать. Только после того как она сама сделала первые шаги навстречу и приласкала его, он начал заниматься с ней любовью, как ей того и хотелось. Но каждый раз ей приходилось все начинать заново. Вначале ей приходилось как-то его соблазнять: поправить ослабшую подвязку, рассказать о каком-то эпизоде из своей прошлой жизни или развалиться на его диванчике подобно огромной кошке, запрокинув голову и выпятив груди. Она присаживалась ему на колени, предлагала губы, расстегивала ему брюки, возбуждала его.

Они прожили вместе несколько лет и были сильно привязаны друг к другу. Она привыкла к ритму их сексуальных отношений. Он лежал и ждал, наслаждаясь. Она же научилась быть активной, смелой, но при этом страдала, поскольку от природы была необычайно женственной. В ней глубоко сидела уверенность, что женщина без труда может контролировать свои желания, а мужчина нет, поэтому ему даже вредно пытаться это делать. Ей казалось, что женщина просто обязана откликаться на желания мужчины. Она всегда мечтала о том, чтобы у нее был мужчина, который бы подавлял ее волю, управлял ею в сексуальных делах, вел за собой.

Она ублажала этого человека, потому что любила его. Она научилась извлекать его пенис и ласкать, пока он не набухал, отыскивать его рот и возбуждать его язык, прижиматься к нему всем телом, распалять его. Иногда они мирно лежали рядом и беседовали. Когда она опускала руку на его пенис, то обнаруживала, что он напряжен. Однако сам он никогда не приставал к ней. И постепенно она научилась выражать свои желания, свои прихоти. Она окончательно избавилась от сдержанности, робости.