Маленькие радости Элоизы. Маленький трактат о дурном поведении

— Смеешься, что ли? У кого мне списывать? Они все сплошь дуры! Не-ет, я составила план: большое А, маленькое а, маленькое b, маленькое с, большое В, ну, и так далее… А ей больше ничего и не надо было, этой училке-мучилке. Вот и доказательство: я первая, хотя все решила неправильно!

— Тогда тут нечем хвастаться, детка!

— Но я же сделала все, как она велела, ей главное — чтобы мы рассуждали верно и все чтоб было по плану, а как там сосчитаешь — наплевать, вот я и первая ученица, которая старается изо всех сил! Она же просто дурища, эта училка! Дурее не найдешь!

— Элоиза!!! Если ты не прекратишь ругаться, твоя попа сейчас покраснеет! — Ну, конечно, бабуля Камилла не могла промолчать. А когда она пытается внести свою лепту в воспитание Элоизы, мама тут же находит превосходными даже самые дурные манеры дочери и отводит от нее громы и молнии, которые начинает метать папа, всегда согласный с мнением своей мамочки. «В сорок два года еще пуповина при них, еще не перерезанная», — помирает со смеху Дедуля. «А мама молодец: что хочет, то и делает! Я в нее пошла», — думает Элоиза. — Точно тебе говорю, эта девчонка что-то скрывает!

«Эта девчонка» скрывает голубой камешек еще с обеда. Может, конечно, он и не восьмое чудо света, но что-то вроде…

Назавтра Элоиза находит Изобель в уголке внутреннего двора школы, где эта идиотка назначает свиданки мальчишкам, которые слизывают тонны краски с ее дурацких губ.

— Говори, где ты его нашла?

— Кого? Шла бы ты отсюда, ты мне мешаешь!

— Камень где нашла?

У Изобель вдруг заблестели глаза:

— Ах, тебе это интересно, ну, тогда придется заплатить! — Она почти прикончила тюбик ярко-розовой губной помады, пора подумать о новом.

Но Элоиза уже с хихиканьем убегала. В голове у нее вертелось: так, значит? Ну, хорошо, она тоже больше не играет в «потери», тоже больше ничего никому не «отдаст», станет торговаться, как другие. И даже получше, чем другие, включая ее лучшую подругу Эме, которая тоже стала присматриваться к губной помаде, надо же, и она… Вот маразм! Что ж, «глупость заразнее сифилиса» — еще одна поговорочка Дедули из тех, что вызывают гнев и вопли Камиллы… Однако в словаре говорится, что сифилисом в прошлом веке болело свыше шестидесяти процентов населения, зато после изобретения пенициллина он в Европе почти искоренен. Элоиза время от времени приглядывалась и принюхивалась, на случай, если распространение еще каких-то болезней лишь на время приостановилось. Все знают, что, в конце концов, что угодно может тебе на голову свалиться, даже и то, что вроде бы искоренено. Как каштаны осенью или как оплеуха от папы, когда он перепил шампанского на Новый год, а Ритон играет в войнушку, испуская индейские крики. Ну и валитесь, ну и пожалуйста!

Элоизе удалось перехватить своего братца у выхода из детского сада, на тротуаре. Она схватила его за шиворот:

— Ритон, моя радость, давай ты отнесешь мой ранец домой, а я тебе за это два вечера подряд отдам свой десерт?

— Три. И еще не будешь называть меня Ритон.

— Нет, два. Иначе мама начнет что-то подозревать.

— Тогда два и еще одну ириску, такую длинную в желтом фантике!

Элоиза вздохнула: ох, братец, ему не надо получать высшего экономического образования, и так торгуется лучше некуда… А потом убежала, крикнув на бегу: «Ладно-ладно!», прежде чем Ритон успел взвинтить цену за услугу.

Изобель, за которой, как говорится, всегда тащился хвост поклонников, пыталась при ходьбе вилять бедрами, как Мерилин… Забавно это выглядело в сочетании с кедами и спортивной сумкой! Справа от нее на этот раз был один из «взрослых», слева — другой. Они жужжали ей в уши и размахивали руками, убеждая: «В субботу пойдем в кино, все равно будет дождь и матч не состоится…» Нет, слышно не было — слишком далеко, это Элоиза фантазировала. Но что дождь будет в субботу — точно, так дядька-метеоролог по телевизору сказал, что же до остального… Учительница французского тут, было дело, как заорет на Изобель: «Конечно, у тебя в мозгах не хватает места для уроков, тем более что и мозги-то у тебя под юбкой!..» Все так хохотали, даже сама Изобель смеялась, хотя щеки у нее сравнялись цветом с помадой. А потом руку к сердцу прижала и стала объяснять: «Мадам, я же не делаю ничего плохого, я же не виновата, если…» Ох, уж мне эта Изобель-соблазнительница!