Маленькие рассказы

По началу, когда она только попала сюда, то она толком ничего не умела. Но человек может научиться чему угодно, а таким простым движениям – тем более. И если в первом время оставаться точно в графике давалось с трудом, то спустя тысячи однообразных движений тряпкой – она перестала нервно оглядываться на часы. Время системы стало внутренним временем. Каждый день механические движения в строго определенном порядке. Непредвиденные подвижки могут случиться только в одном случае – когда прозвучит сигнал, только тогда, бросив текущее задание, она спускается в подвал. Там тоже ждет уборка.

Первое время, когда она только училась быть бестелесной и невидимой, не говорить и не размышлять, она была свидетельницей, как ее старшие сослуживицы бросали работу и молча уходили, когда в коридорах звучал лаконичный неприятный механический звуковой сигнал. Она же, провожая их взглядом, оставалась на своем месте и заканчивала работу за них. В конце дня она могла застать их в гардеробе персонала, сидящих перед своими номерными шкафчиками, поникших и бледных. Она не спрашивала, куда они уходили. Они бы и не ответили. Все прекрасно понимали, что в один день сигнал прозвучит и для нее.

День, когда это случилось, навсегда остался в памяти, хотя она никогда не вспоминала его. Те события насильно подмяли под себя часть сознания и просто поселились в голове, как паутина в самом темном углу, в который специально никогда не станешь заглядываешь. На четвертый год ее работы одним ничем по началу не отличающимся от других летних дней примерно в четыре часа дня, когда по расписанию она была в большом кабинете на втором этаже, прозвучал сигнал. Она его проигнорировала, рассудив, что кто-то на него откликнется, и продолжила выполнять свои обязанности – ровно в тот момент она как раз забралась на маленькую стремянку, чтобы протереть пыль с верхней полки монструозного книжного стеллажа. Но через две минуты сигнал прозвучал снова. И именно в этот миг ее сковал ужас. Она замерла на стремянке, сжав мокрую тряпку, капли методично падали на лакированный паркет. В коридоре послушались суетливые шаги, которые замерли прямо напротив кабинета. Дверь медленно открылась, в проеме показался молодой лейтенант с белесой шевелюрой, аккуратно спрятанной под форменной фуражкой. Он торопливым дрожащим голосом скомкано приказал взять с собой весь инвентарь и проследовать за ним. Вне себя от страха она спустилась со стремянки, взяла приписанное за ней металлическое ведерко с набором чистящих средств, швабру и послушно побрела за ним. До конца коридора, к лифту. Он нажал кнопку минус первого этажа, того где раньше она никогда не бывала и куда больше всего боялась попасть.

Двери открылись и ее сразу окутало холодом. Это наверху был приятный июльский денек, и солнце проникало сквозь приоткрытые окна и даже позволяло себе затевать игры в зайчики в таком серьезном заведении. В подвал же не проникал ни естественный свет, ни тепло. Внизу был только беспристрастный электрический свет, холодный, словно отбывавший внизу такую же повинность, как и все. В его работу входило только делать предметы в этих коридорах видимыми, не более.

Выйдя из лифта, они остановились у первой двери набрать воды. Товарищ лейтенант подождал, пока ведро наполнится, и повел ее дальше по коридору. Чем дальше они проходили, тем тяжелее становилось дышать. Воздух был настолько сжат и наэлектризован, что в голове у нее запульсировало. Каждый шаг сапога военного отдавался в голове. Больше никаких звуков не было, вообще.

Она пыталась понять зачем ее вызвали вниз. Вокруг, как она могла увидеть, было чисто, ни пыли, ни плесени, ни грязи. Абсолютная чистота. Но в какой-то извращенной форме, больная чистота, будто это место маниакально отдраивали до стертых костей. Товарищ, пока они шли, не обронил ни слова, разве что периодически нервно сглатывал. Она тихонько взглянула на него: моложавый, хорошо выбрит и подстрижен, с четкими скулами и ровным носом. Самая внешность, чтобы идти на службу, как она про себя подумала. Разве что глаза были слишком большие для офицерской униформы, широко распахнутые и красивые. Ей было сложно представить, что с такими глазами, можно идти на штурм, стрелять по людям или отдавать безжалостные приказы. С такими глазами можно разве что смотреть на небо, пока оно не скроется за кровавой пеленой.

Наконец они остановились напротив массивной стальной двери. Военнослужащий открыл и запустил ее внутрь. «Проходите!» Она впала в ступор. «Проходите! У вас полчаса!». Товарищ лейтенант подтолкнул ее внутрь и закрыл дверь с лязгающим звуком. Маленькая квадратная комната три на три с давящим низким потолком была вся в крови. Огромная бесформенная лужа посередине, засохшие разводы на металлическом столе и стуле, единственных предметах мебели в комнате, даже на одинокой лампочке, свисающей с потолка были красные капли.