Маленькие шалости примадонны

«О чем я только думала все эти годы! Как наивно было полагать, что выросший в чужой семье ребенок вдруг воспылает ко мне нежными чувствами. Врут те, кто говорит, что кровь всегда даст о себе знать. Мы с моей девочкой много раз стояли на одной сцене, были с ней на расстоянии вытянутой руки или даже ближе, но я не чувствовала от нее ничего, кроме неприязни и раздражения. И сама я, о ужас, не испытываю к своему бедному ребенку ничего, кроме чувства страшной вины за все, что с ней случилось по моей воле».

– То есть девочка Евдокии выступает с ней на одной сцене?

– Да.

– Этот момент может послужить нам отправной точкой в поисках девочки без имени.

– Вряд ли нам это сильно поможет. В театре около сотни молодых артисток. Предлагаешь взять образец ДНК у каждой? Боюсь, что наша лаборатория объявит забастовку, если я притащу им такое количество работы.

– Можно проверить биографии артисток. Если у какой-то из них отец был судим, это и даст нужную нам персону.

– И вообще, девочка-сиротка, отверженная мать, сгинувший в застенках отец – это все лирика, а вот дальше Евдокия пишет то, что могло дать реальный толчок к совершенным в театре преступлениям.

– И к убийству Евдокии?

– В первую очередь к нему.

Фима всем своим видом изобразила, что готова слушать. Ей и впрямь было интересно, что же такого особенного откопал Арсений на страницах дневников певицы.

«Дорогая моя девочка, никогда не знала ты материнской любви. Но я хочу и должна искупить ту боль, которую причинила тебе, пусть даже сама того и не желая. Как бы там ни было, какие бы чувства ты ни питала ко мне, я все равно была и остаюсь твоей матерью. И все то, чем буду владеть на момент своей смерти, я завещаю тебе и только тебе одной».

И Арсений поднял голову.

– Понимаешь, в чем дело? Наследство! Евдокия была женщина с состоянием. А кому-то ее состояние могло показаться настоящим богатством.

– Я не понимаю, – покачала головой Фима. – Ты же разговаривал с нотариусом. Тот дал понять, что все наследует муж и племянница. Оливия – это и есть та девочка, о которой пишет Евдокия в своем дневнике?

– Нет. Видимо, Евдокия написала еще одно завещание.

– Почему же нотариус ничего о нем не знал?

– Он же не единственный нотариус в городе. Евдокия могла написать завещание на свою дочь в другой нотариальной конторе.

– Но вдруг Оливия – это и есть та самая девочка, по которой страдает любящее материнское сердце Евдокии?

Мысль казалась Фиме весьма стоящей, она была готова ее отстаивать. Но Арсений все же ее отверг.

– Нет, это вряд ли, – покачал он головой. – Евдокия пишет, что у нее с ее дочерью отношения далеки от идеальных, прямо-таки напряженные. А Евдокия и Оливия между собой очень даже дружно жили.

– Но родной отец Оливии умер. Ее воспитывал отчим. Тут есть совпадение.

– И по возрасту Оливия нам не подходит. Она гораздо моложе той девочки, о которой идет речь.

– Ты нашел какие-то даты?

– Рождение девочки у Евдокии произошло еще до ее знакомства с Геннадием и свадьбы с ним.

– Да, – вынуждена была признать Фима, – наша Оливия куда моложе. Но как же нам отыскать следы этой дочери?

– Есть одна мыслишка… В самом начале Евдокия упоминает о санатории, в котором высокопоставленный любовник предложил ей дожидаться окончания срока беременности.

– Это очень предусмотрительно – забрать Евдокию из театра на время ее беременности. Изолировать от друзей и знакомых. Среди коллег Евдокии было бы труднее скрывать свою беременность.

– Она бы просто не смогла этого сделать! А между тем ей это удалось. Никто в театре не знал про существование у Евдокии дочери.

– Значит, первую половину беременности, пока животик был еще не слишком заметен, Евдокия провела в своем обычном ритме.

– Она и сама была не в курсе о том, что беременна.

– А когда пузико стало округляться и посторонние могли бы это заметить, Евдокия сказалась нездоровой, взяла больничный и уехала на несколько месяцев.

– Уехала она в санаторий, где и прожила до момента рождения девочки.

– Санаторий находится в Старой Руссе. Это не так далеко от нашего города, но все-таки расстояние значительное, чтобы скрыть Евдокию от посторонних глаз. В то время она еще не была так знаменита, так что ей удалось сохранить свое инкогнито.

– Но как им удалось провернуть факт подмены младенцев? Пусть даже Евдокия не встала на учет в женскую консультацию, пусть она не наблюдалась ни в одной клинике, но в санатории врачи должны были заметить ее состояние.

– Если у санатория нет соответствующего профиля, то им ее беременность могла быть интересна ровно в той мере, в какой она мешала лечить основное заболевание. Например, если Евдокия явилась туда с гастритом или болезнью желчевыводящих путей, то на беременность врачи могли и внимания не обратить.

– Не может такого быть.

– Или им заплатили, чтобы они ее не заметили.

– Вот это уже точнее.

– А еще проще, если у Степаши в этом санатории работал какой-то свой человек, который и помог прокрутить всю эту схему. И если мы его найдем, то узнаем и имя той женщины и мужчины, которым Евдокия отдала свое дитя.

– Придется нам ехать в этот санаторий.