Маленькие сказки

— Старый Волшебник, мы играем в те игры, которым ты нас научил, и не только мы сами, но даже дети-наших-детей. Никто из нас не играет с морем.

В это время над водою взошла полная, круглая луна. Волшебник спросил у горбатого старика, который сидит на луне и плетет невод, надеясь когда-нибудь поймать им весь мир.

— Эй, рыбак с луны, это ты балуешься с морем?

— Нет, — ответил рыбак. — Я плету невод, которым надеюсь когда- нибудь поймать весь мир. А с морем я и не думаю баловаться.

Потом показалась на луне крыса, которая всегда перегрызает невод старого рыбака, когда он уже почти готов. Старый Волшебник спросил ее:

— Эй, крыса с луны, это ты играешь с морем?

Крыса ответила:

— У меня и без того много дела. Видишь, я перегрызаю невод, который плетет этот старый рыбак. Я не играю с морем.

И она продолжала грызть невод.

Тогда маленькая девочка протянула свои пухлые смуглые ручонки, украшенные браслетами из великолепных белых раковин, и сказала:

— О, Старый Волшебник! Когда в самом начале мира ты разговаривал с моим отцом, а я сидела у него на плечах, звери приходили к тебе и ты учил их играть. Но один зверь самовольно ушел в море, не дождавшись, чтобы ты показал ему игру.

Старый Волшебник сказал:

— Вот умная девочка, видела и молчала. Какой из себя был этот зверь?

— Круглый и плоский. Глаза у него на подставочках, ходит он бочком, а на спине носит панцирь.

Старый Волшебник сказал:

— Вот умная девочка, говорит правду. Теперь я знаю, куда девался Пау Амма. Дай-ка мне весло.

Он взял весло, но грести не пришлось. Лодка сама плыла по течению мимо островов, пока не доплыла до места, которое называется Пусат-Тасек — сердце моря. Там в углублении есть Чудесное Дерево Паух Янгги, на котором растут волшебные орехи-двоешки. Старый Волшебник погрузил руку до самого плеча в теплую воду и под корнями Чудесного Дерева нащупал широкую спину краба. От его прикосновения Пау Амма зашевелился, и все море поднялось подобно тому, как поднимается вода в сосуде, если туда опустить руку.

— Ага! — воскликнул Старый Волшебник. — Теперь я знаю, кто играет с морем.

И он громко спросил:

— Что ты там делаешь, Пау Амма?

Пау Амма, сидя глубоко под водою, ответил:

— Один раз днем и один раз ночью я выхожу искать себе пропитание. Один раз днем и один раз ночью я возвращаюсь домой. Оставь меня в покое.

Но Старый Волшебник сказал:

— Послушай, Пау Амма, когда ты выходишь из норки, то вся вода моря вливается в Пусат-Тасек, а берега всех островов обнажаются. Маленькие рыбки от этого умирают, а раджа Моянг Кабан, король слонов, пачкает себе ноги в грязи. Когда ты возвращаешься в Пусат-Тасек и усаживаешься на место, то вода в море поднимается, затопляет добрую половину маленьких островов и заливает дом Человека, а раджа Абдуллах, король крокодилов, захлебывается соленой водой.

Пау Амма, сидя глубоко в воде, ответил:

— Я не знал, что это так серьезно. Теперь я буду выходить семь раз в день, чтобы вода всегда была в движении.

Старый Волшебник сказал:

— Я не могу заставить тебя играть в ту игру, Пау Амма, которая была для тебя предназначена, потому что ты с самого начала убежал от меня. Но если не боишься, то выйди на минутку, мы об этом поговорим.

— Ничего я не боюсь, — ответил Пау Амма и показался на поверхности моря, залитой лунным светом.

В мире не было другого такого огромного зверя, как Пау Амма, потому что он был не простой краб, а царь всех крабов. Одной стороной панциря он коснулся берега в Сараваке, а другой стороною — берега в Паханге.

Ростом он был больше, чем дым от трех вулканов. Когда он карабкался по ветвям Чудесного Дерева, то оторвал один из волшебных орехов-двоешек, которые возвращают людям молодость. Девочка заметила, что орех плывет рядом с лодкой, выловила его и попробовала расколоть своими золотыми ножничками.

— Ну теперь, Пау Амма, поколдуй, — предложил Старый Волшебник. — Покажи нам свое могущество.

Пау Амма вращал глазами и потрясал ножками, но только взбаламутил море. Сделать он ничего не мог, потому что был не более как крабом, хотя и царем крабов. Старый Волшебник засмеялся.

— Могущества что-то не видно, Пау Амма, — сказал он. — Давай-ка теперь я попробую.