Маленькие сокровища

В среду золотая леди Фиона  не обнаружила на своем спальном столике ничего нового. Но понимая, что Влад особенный мужчина, она решила не спешить с обидами и дождаться вечера, видно быть сюрпризу. Сюрприз ее действительно ждал и огромный. Влад вместо покупки украшения на те же деньги отвез супругу к  опытному психоаналитику, который на подобных интернет зависимостях  уже «съел собаку». Заодно в доме был отключен Интернет.

Влад очень любил жену, гораздо больше, чем она могла себе представить, сидя в шоковом состоянии на  сеансе у «вправителя мозгов». Так форум распрощался с леди Фионой.  Зато у Маши и Влада через год родилась чудесная малышка, которой в приданное достался сундучок с мамиными украшениями, постоянно пополнявшийся драгметаллами и каменьями, ведь традицию дарить самой любимой женщине на свете маленькие сокровища Влад для себя не отменил...

Обрученные любовью

Автор: Vlada

Он знал, что умирает. Медленно, мучительно долго жизнь покидала его. Какое-то время художник лежал в забытьи, но в памяти неясно оживали лица. Чаще всего он видел лицо Хендрикье, своей последней возлюбленной. Вот она юная, почти девочка, черноглазая и с пухлыми щечками, красуется в окне дома. Художник замечает ее пытливый взгляд, достает мольберт и быстро делает набросок, затем с поклоном вручает его девушке. Она в восхищении рассматривает себя, удивляясь сходству. А он не отрывает взгляд от ее лица, и кажется ему, что он нашел то, что давно потерял – любовь...

Художник закашлялся и очнулся. Ему очень холодно, на дворе стоит октябрь, но дом не отапливается. Рядом у изголовья кровати сидит Корнелия, дочь его и уже покойной Хендрикье, и беззвучно плачет. Ей всего пятнадцать лет, и она так напоминает ему ее мать.

– Не плачь, Корнелия... – Художник говорит тяжело, с трудом подбирая слова. Он беден, стар и болен. – Я умираю... и потому назначил твоим опекуном Франческо Билера, ювелира.

При слове ювелир старик усмехается. Было время, когда он заказывал тому роскошные украшения для своей первой, рано умершей жены Саскии. Когда он сошелся с Хендрикье, то отдал все украшения ей. Саскию не вернуть, а эта простая крестьянская девушка, вошедшая к нему в дом как служанка, смогла сделать его счастливым. С ее приходом в доме все ожило. Она умело вела хозяйство, заботилась о нем и маленьком Титусе, родила художнику дочь. Хендрикье окружила их любовью, теплотой, заботой.

Он без устали рисовал Хендрикье. Вот она в роскошных одеждах, шелках и бархате, как патрицианка, с достоинством смотрит с портрета. На ее крупных руках, привыкших к грубой работе, сверкают драгоценные кольца с рубинами и бриллиантами. Но более всего он любил писать ее в библейских образах Вирсавии, Марии, Сусанны или мифологической Венеры на полотнах заказчиков. Рука водила кистью по полотну, а душа его пела и ликовала!

Жаль, что у него не осталось ни одной картины, чтобы он мог перед смертью полюбоваться на милое лицо Хендрикье. Да, в сущности, у него ничего не осталось, жадные кредиторы забрали все его картины, все коллекции в счет уплаты долгов. И все украшения Саскии, подаренные им Хендрикье, тоже ушли с молотка. Всю жизнь он был хороший художник, но деловой жилки в нем не было.

Старик пошевелился и что-то прошептал. Корнелия встрепенулась и наклонилась к нему:

– Что вы сказали, отец?..

– Принеси мне ...из сундука, – он тяжело дышит, речь становится невнятной, – завернуто в платок... ключ в замке...

Корнелия послушно поднимается и вскоре возвращается к умирающему отцу с маленьким свертком в руке.

– Разверни его, – требует художник.

Девушка осторожно разворачивает выцветший от времени платок – там лежит золотое обручальное кольцо, нанизанное на шнурок.

– Это кольцо твоей матери, Корнелия...– Дочь непонимающе смотрит на него, и он с трудом продолжает: – По завещанию Саскии, матери Титуса, я не мог жениться на другой женщине, чтобы не потерять право контроля над наследством твоего брата. – Старик горько усмехается. –  Мы жили с Хендрикье как муж и жена, но не давали обета перед богом и законом. Поэтому она не могла носить кольцо на руке, а надевала его на шнурке на шею.  Они все..., – художник неопределенно обводит рукой перед собой, затем вдруг начинает кашлять, и на глазах его  выступают слезы, – все убеждали Хендрикье порвать со мной, но она не сделала этого. Тогда они отлучили ее от причастия! Мерзавцы...

Он вновь кашляет и замолкает, какое-то время лежит молча. Корнелия сжимает руку отца и терпеливо ждет.

– Но она продолжала делить со мной все тяготы жизни. Как говорится, и в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас. Потому что любила меня...так же, как я ее, – старик плачет. – Все покинули меня – сначала Саския и наши дети, затем Хендрикье ушла вслед за ними...

Художник продолжает еще что-то бормотать, но Корнелия уже не может разобрать его слов.  Она сжимает в руке кольцо своей матери, единственное украшение, которое удалось сохранить после ее смерти. Кольцо снял с умирающей от туберкулеза возлюбленной сам художник.