Маленькие труженики пустыни

У муравья формика пратензис встречается два вида самок — волосатые и безволосые. Почему существуют две формы и что они собой представляют — неизвестно. Хорошо бы определить отношение муравьев к разным самкам. Теперь как будто предоставилась возможность, и мы осторожно, чтобы не обратить на себя внимание бдительных защитников, располагаемся вокруг муравейника, затем вытряхиваем на него из пробирки волосатую самку. Несколько секунд она в замешательстве, потом, очнувшись, бросается наутек. Но легко ли скрыться от столь бдительной стражи! На нее бросается толпа, самку валят на землю, хватают за ноги, усики. Один грызет острыми челюстями ее тонкую талию, другой безжалостно подогнул брюхо к голове жертвы, собирается брызнуть ей в рот яд. Пропала самка. Сейчас отравят ее кислотой, разорвут на части…

Но она, собрав все силы, разбрасывает в стороны нападающих, стремительно, отбиваясь на ходу, бежит из этого скопища недругов.

— Самка чужая, а муравьи, наверное, потомки безволосой родительницы, — решаем мы. — Посмотрим, что будет со второй нашей пленницей…

Она также напугана неожиданной толпой любопытных собратьев, также пытается бежать, но быстро смиряется, замирает, размахивая длинными усиками, будто просительно поглаживает ими хозяев. А они? Они совсем не такие неприветливые, не хватают за усики, не грызут талию. Им только непременно надо как можно лучше обследовать гостью, узнать, кто она такая. И толпа любопытных не уменьшается.

Вот самый бойкий ощупал со всех сторон незнакомку и, растолкав в стороны тех, кто оказался на его пути, помчался по муравейнику, быстро-быстро размахивая брюшком из стороны в сторону. Это был знакомый мне сигнал: «Самка! На нашем муравейнике появилась самка!»

Еще полчаса волнений, сомнений, толкотни — и гостью, тихую, покорную, поволокли во вход муравейника.

Теперь перед нами задача — узнать, точно ли муравьи этого муравейника — потомки безволосой самки? Но для того чтобы это доказать, надо разрыть жилище, найти родительницу.

— Жаль губить муравейник! — вздыхает мой товарищ.

— Очень жаль! — соглашаюсь я. — Пожалуй, не стоит разрушать, дождемся другого случая.

Счастливый случай сам приходит к нам на помощь. В одном из входов сверкают прозрачные крылья, показывается крылатая самка, за ней — другая. Я хватаю находку, смотрю на нее в лупу.

— Ура! Самка безволосая. Теперь можно не сомневаться.

Не забыть бы набрать муравьев-рабочих и потом, уже зимой, в лаборатории искать различия между рабочими — потомками разных самок и решать, что же это такое — вариации или разные виды?

Довольные, мы выбираемся из колючих зарослей. Бивак оказался удачным.

Проходит несколько лет, и в муравейниках этого вида я встречаю и безволосых и волосатых самок, а иногда и тех и других вместе. Загадка сосуществования самок остается нераскрытой.

Сомнение

После первых жарких весенних дней ветер с севера принес облака и прохладу и чуть пробившаяся зелень приостановила свой рост. Поникли самые первые цветы пустыни — белые с желтым сердечком тюльпанчики и желтый гусиный лук. Иногда сквозь тонкую кисею облаков слабо просвечивало солнце и тогда муравьи, сбившись на жилище кучкой, грелись в его неярких лучах.

Через бинокль я долго осматриваю это сонное скопище. Царит всеобщая апатия. Вот, наконец, в поле зрения нечто, стоящее внимания. В ложбинке между палочек, поникнув головой, лежит муравей. Кончики его ног слегка подергиваются. Будто спит. Неужели нельзя выбрать место поуютнее в подземных камерах? Там, я знаю, сейчас спокойно, тут же спящего постоянно задевают, щупают усиками.

Я устроился с биноклем возле муравейника, изредка поглядывая на странного муравья. А он все также без движения, скрючившийся, но лапки его уже не вздрагивают. Уж не последний ли сон сковал его тело? Осторожно беру муравья пинцетом, кладу на ладонь, отогреваю, осматриваю, пытаюсь найти признаки старости. Но он такой гибкий, будто живой. И костюм его, как у всех, сияет чистотой и волоски поблескивают. Все в порядке. Осторожно кладу его обратно. На него сразу набрасывается кучка любопытствующих. Наверное, потому, что пахнет чужим, моими руками. Вскоре кучка рассеивается. Но усопший не оставлен без внимания. Им начинают все больше и больше интересоваться, щупают усиками, челюстями массируют брюшко, голову, ротовые щупики.

Один большой муравей потрогал скрючившегося собрата, отошел в сторону, будто одумавшись, возвратился и стал переворачивать с боку на бок. И так три часа не терял надежды: может быть, не мертв товарищ. Наконец, схватил за усик, потащил, бросил. А время идет. Члены тела муравья не такие уж гибкие как прежде и уже ни у кого нет сомнения, что бедняга мертв. Рослый рабочий (может быть, тот самый) не раздумывает. Ему все понятно. Решительно хватает за усик ношу и тащит ее во вход муравейника на съедение.

Великаны и лилипуты

Ночная смена