Потом, через несколько минут, Клодин постепенно различила в их аромате и нотку кедра, и ваниль, но в первый момент почувствовала лишь одно — отчетливый запах ладана.
И этот запах, казалось открыл в ее мозгу какую-то дверцу; мрачный женский голос произнес, словно наяву: «Эта мерзавка ей личико поранила!»
«Они совали мне фотографии ее разбитого лица…»
«Все повреждения носят посмертный характер…»
Клодин рухнула в кресло, согнулась и обхватила себя руками, пахнущее ладаном запястье оказалось у самого лица. Мысли лихорадочно метались, перебивая одна другую.
То, что пришло ей в голову, в первый момент показалось бредом. Да, показалось… но если предположить, что дело было именно так, то многие непонятные прежде детали головоломки сразу находили свое место, складываясь в единую картину.
Многие…
Вскочив, она схватила папку с данными конкурсанток; стоя на коленях, разложила бумаги на ковре и сама плюхнулась на живот — когда перед глазами было сразу несколько листов, было удобнее.
Выхватила одну из страниц, пробежала глазами — выбрала следующую, начала читать ее… внезапно болью прохватило голову, особенно лоб и переносицу, так что глаза заслезились. «Не сейчас, пожалуйста, только не сейчас! Мне надо додумать… додумать до точки!» — взмолилась Клодин, словно собственное тело могло слышать ее и понимать.
Странным образом ей вдруг стало лучше. Выбрав среди лежавших перед ней листов еще один, она положила его рядом с первым, прочла — и от избытка чувств ударила кулаком по ковру: «Вот оно! Да, вот!»
Номер Дженкинса Клодин набрала через четверть часа.
— Клодин, ну наконец-то! — заслышав ее голос, отозвался он. — Я уже начал беспокоиться — звонил несколько раз, а ваш сотовый не отвечает.
— Да, он у меня на зарядке стоит, — она глубоко набрала воздух, чтобы не было так страшно: а вдруг он не поверит, скажет, что все это лишь глупые фантазии?! — Дженк, послушайте… я, кажется, знаю, кто убийца.
— Что?!
— У меня нет прямых доказательств, но…
— Я слушаю.
— Прежде всего — насчет туалетной воды «Авиньон»: она пахнет ладаном, я специально купила и проверила. А теперь главное. Одна из участниц конкурса — Эффи Ларчмонт живет всего в трех милях от Аахерна, в городке Фиштейл-крик…
Говорила Клодин минут пять. Поначалу Дженк что-то переспрашивал и уточнял — потом слушал уже молча.
Убийца — мать Эффи, та самая женщина в черном…
Сумасшедшая мать — в данном случае это не фигура речи, скорее всего, у нее действительно что-то не в порядке с психикой. Поэтому «пораненное личико» (на самом деле — крохотная царапина на щеке) дочери стало для нее вполне достаточным поводом, чтобы наказать «мерзавку»-обидчицу — и уже после смерти изуродовать ей лицо.
И становится понятным, почему Элен спокойно подпустила к себе убийцу — она не ждала ничего плохого от женщины. А та задушила ее и спокойно вернулась вниз, в банкетный зал.
Следила ли миссис Ларчмонт за девушкой, когда та вместе с Ришаром пошла наверх, или просто наткнулась на нее, поднявшись зачем-то на третий этаж — сейчас об этом сказать нельзя. Зато нападение на Лауру Ното было уже вполне обдуманным шагом.
Клодин все гадала: каким образом преступник нашел ее, ведь адреса участниц конкурса не знал никто, кроме устроителей конкурса. Но если предположить, что преступник — миссис Ларчмонт, то это становится понятно: Аахерн — относительно крупный город, Фиштейл-крик куда меньше; наверняка его жители ездят по выходным в Аахерн за покупками, в том числе и в торговый центр, где работает Лаура.
Так что мать Эффи могла знать, где работает соперница ее дочери. Почему «соперница»? Дело в том, что теперешний конкурс красоты — уже третий, в котором участвуют обе девушки. На прошлогоднем окружном конкурсе корону победительницы завоевала Эффи, зато на состоявшемся полгода назад конкурсе на приз газеты «Звезда Покателло» первое место заняла уже Лаура, Эффи же досталось только третье.
Убить легко, вот что поняла миссис Ларчмонт, оставшись безнаказанной после первого убийства. Так почему бы не сделать это снова — и кто заслуживает смерти больше, чем подлая мексиканка, «укравшая» у ее дочери победу?!..
Клодин рассказывала и боялась, что Дженкинс не согласится, не поверит — или вообще не дослушает, скажет, что все это чепуха.
Но он дослушал до конца, и лишь когда она сказала: «Ну вот, пожалуй, и все», ответил:
— Клодин, то, что вы рассказали, звучит очень убедительно. Но вы же понимаете, что ни один судья не примет это даже как основание для обыска.
— Понимаю…
— С другой стороны, если бы я все еще работал в полиции и ко мне с подобной версией пришел мой напарник, я бы не стал с ходу отбрасывать ее, а начал бы искать более весомые улики в ее пользу.
— И вот еще что, — вспомнила Клодин. — Конечно, это уже больше из области домыслов, но… муж миссис Ларчмонт умер семь лет назад.
Объяснять Дженку дальше нужды не было.
— От-т оно ка-ак, — протянул он — и вдруг заторопился: — Клодин, послушайте, я постараюсь проверить все, что смогу — в управлении шерифа округа Блейн у меня есть кое-какие связи. И… я вам перезвоню.
— Хорошо, — кивнула Клодин.