Маленький Бизон

— Малыши у нас тоже собирают, это верно! — сказал кто-то, и я почувствовал, насколько пренебрежительно это было сказано.

Нужно было немедленно вернуть уважение к себе. Я решил рассказать какую-нибудь волнующую историю, чтобы заинтересовать ею ребят из группы Окоток. Я спросил:

— Кто из вас убил бизона?

Оказалось, что никто.

— А мой брат Сильный Голос в прошлом году из своего лука убил бизона!

— Правда? — изумились наши новые знакомые.

— Ну уж, какой там бизон! — скромно махнул рукой Сильный Голос, но видно было, что он очень доволен.

— Бизон был могучий, как медведь-гризли! — уверял я.

— Э-э-э, зачем преувеличивать! Он был не больше черного медведя… — возражал брат. — Я всадил в него всего шесть стрел. А он, — показал на меня брат, — вогнал седьмую стрелу, и тогда бизон перестал биться… Живучим оказался!

— Хау, хау! — не переставали удивляться ребята из группы Окоток.

Они все с большим интересом посматривали на нас. Черный Мокасин сокрушался:

— Эх, жалко, нет трубки! Мы бы выкурили ее за вечную нашу дружбу!

— Ничего, останемся друзьями и без трубки! — заверил Сильный Голос.

Желая похвастаться, один из ребят группы Окоток сообщил:

— А в нашем лагере есть четверо американцев!

— Мы знаем об этом, — ответил Сильный Голос, делая важную мину. — Это Рукстон и трое из его шайки.

На лицах ребят группы Окоток отразилось нескрываемое удивление. Кто-то из них крикнул:

— От вас ничего не скроется!

— Конечно, — скромно ответил брат. — Рукстон очень плохой человек. Но вы, кроу, любите его.

— Не все! — возразил один из ребят группы Окоток. — Мой отец зол на него.

— Мой тоже! — признался еще один.

Разговор зашел о прошлогоднем нападении Рукстона и кроу на лагерь дяди и о том, как мы угнали у кроу сорок коней. Ребята из группы Окоток были тогда в вигвамах, по которым стреляли наши. Теперь они с явным недоверием приняли наш рассказ о том, что и мы активно участвовали в боевых действиях.

— А помните вы свою загородку, где стояли лошади? — спросили мы.

— Да, помним.

— Ваши лошади были у самой реки, а мы притаились на другом берегу.

— Так близко? И не боялись?

— Не было времени бояться! — с большим достоинством ответил брат. — В этой битве, под градом пуль, закалялись наши сердца.

После таких возвышенных слов Сильного Голоса наступило минутное молчание. Я прервал его:

— А вы, кроу, боялись тогда? Скажите правду.

— Немножко.

Это искреннее признание очень тронуло нас. Мы заявили, что теперь не будет более верных друзей, чем черноногие и кроу. С этим чувством все улеглись спать, прижавшись друг к другу. Рано утром наши новые друзья распростились с нами.

По мере приближения к дому нас начали тревожить сомнения. Совесть мучила каждого. Уже много недель наши отцы ни о чем другом не говорили во время бесед у костра, как об опасности, грозившей нам со стороны кроу. Могли ли мы теперь признаться старшим, что встретили ребят из этой группы и что нам было хорошо с ними? Нет, сто раз нет! Ребячья честь повелевала нам сохранить тайну и любой ценой отстоять нашу дружбу с ребятами из группы Окоток. Уже около вигвамов мы, пятеро, пожали друг другу руки и поклялись молчать.

В лагере все было в полном порядке. Никто не обратил особенного внимания на наше отсутствие. Уже не в первый раз мы отправлялись в такие долгие прогулки.

Мать, как обычно, встретила меня вопросом:

— Ну, как там было? Хорошо?

— Хорошо, мама.

— Было что-нибудь интересное?

— О да!.. Нет, нет… собственно, ничего!

Мать внимательно посмотрела на меня, а я отвернулся. Не говоря больше ни слова, она сытно накормила меня. Из таких далеких походов человек всегда возвращался голодным как волк. Наевшись оленьей печенки, я впал в блаженное состояние. Родной вигвам был на редкость уютным, близость матери успокаивала.

— Мать, — спросил я, — это очень плохо, когда имеешь много друзей?

— Наоборот, Маленький Бизон! Чем больше друзей, тем лучше для человека. А что?

— Я тоже так думаю… Тут нет ничего плохого…

Язык у меня так и чесался. Мать была очень добра ко мне и достойна неограниченного доверия. Но я ни на минуту не забывал о протянутой товарищам руке и о клятве. Нет, я их не выдам!.. С матерью, которая не могла ни о чем догадаться, можно было вести невинный, хитрый, замаскированный разговор, подсмеиваясь в душе над тем, что она ничего не понимает.

— Мама, а все кроу из группы Окоток плохие люди? — снова спросил я невинным тоном.

— Мы воевали с ними в течение жизни нескольких поколений, — Ответила мать. — Они убивали воинов черноногих, мы убивали кроу. Они говорили, что мы плохие люди, мы говорили, что плохие люди они. Разве я знаю, где правда?

— А может быть… — оживленно подхватил я, — а может быть, они такие же хорошие, как и мы?

— Это возможно…

Мать хлопотала, наводя порядок в вигваме, и совсем не смотрела в мою сторону. А меня что-то снова дернуло за язык.

— Мать, — тихо сказал я, — а если случайно… ну совсем неожиданно… мы подружились бы с несколькими ребятами из группы Окоток, ты бы очень рассердилась?

Мать прервала работу и, внимательно посмотрев на меня, подошла ближе.