Маленький Бизон

— Уандерфул, уандерфул, уандерфул!.. — выкрикивали мы все, догадываясь, что это слово означает какое-то одобрение.

— Фред, уандерфул! — обратился я к белому мальчику и спросил знаками, не хочет ли он пострелять из лука.

Я подал ему лук и стрелу. Фред колебался, говорил, что не умеет, но потом взял, выстрелил и позорно промазал. Стрела пролетела в трех шагах от ветки. Ребята фыркнули и захохотали. Я увидел, как Фред покраснел, — грубоватый смех моих товарищей еще больше смутил его.

— Прикусите языки, вы… сороки! — вырвалось у меня.

Я был зол в эту минуту, как росомаха.

— Эй ты, молокосос! — рванулся ко мне один из старших ребят, Деревянный Нож. — С чего это ты защищаешь белого выродка? Промазал он так, что стыд и позор!

— Ну и что же, если промазал? — ощетинился я. — Зато он умеет читать книжки, а ты нет…

В спор вмешался мой брат Сильный Голос. Ему было уже двенадцать лет, он считался самым сильным среди нас. Брат решил спор в мою пользу и утихомирил забияку.

— Фред, уандерфул! — дружелюбно сказал он.

Белому мальчику пора было возвращаться домой. На прощанье он протянул каждому из нас руку. Я попросил его и завтра прийти поиграть.

Сильный Голос отцепил от пояса одну из уток и подал ее Фреду:

— Фред, уандерфул — это для твоей матери, порадуй ее.

Мальчик сначала не понял, в чем дело, но, когда мы несколько раз повторили слово «мать»и стали совать ему утку прямо в руки, он догадался. Видимо, добывать еду для матери было для него делом непривычным, и это нас, говоря по правде, неприятно удивило. В конце концов Фред взял утку. Нес он ее неловко, держа за крыло, а руку выставил вперед, как деревяшку.

— Маменькин сынок! — презрительно окрестил его Деревянный Нож.

Когда мы возвращались в лагерь, Сильный Голос шел рядом со мной. Я шепотом спросил у него, задетый за живое:

— Как ты думаешь, может, он и вправду маменькин сынок, этот Фред? Почему он так плохо стреляет?

— Не знаю… — ответил браг, тоже чем-то недовольный. — Очень уж он странный, этот белый мальчик…

Теперь я еще чаще вертелся вблизи ворот укрепления. Через два дня я снова встретил Фреда на том же самом месте. На этот раз со мной никого не было.

— Фред, уандерфул! — приветствовал я его, гордый тем, что запомнил это слово.

В кожаной сумке, которую мать нарочно сшила мне для книг, лежал букварь, подаренный Фредом. Мы отправились к реке и сели неподалеку, над песчаным обрывом. Отсюда открывался широкий вид на Миссури и ее долину. Мы углубились в книгу. Фред был старше меня года на два, умел читать и произносил вслух английские названия предметов на рисунках. В свою очередь, я показал на два рисунка — на мальчика с собачкой возле яблони и на собаку, привязанную к будке. Знаками я дал Фреду понять, что в лагере у меня есть верный друг Пононка и что Фред должен обязательно познакомиться с моей собакой. Хочет ли он этого?

И тут мы услышали чьи-то шаги. Возле нас стояла мать Фреда. Как и все другие матери, она встревожилась, видя нас сидящими так далеко от укрепления. Заметив, однако, что мы перелистываем букварь, она дружески кивнула головой, сказала несколько слов Фреду и ушла.

— Мать, уандерфул! — крикнул я ей вслед.

Женщина обернулась, лицо ее просветлело, и она произнесла еще несколько ласковых слов. Я понял, что «уандерфул»— это какое-то сильное, магическое слово.

Наше внимание особенно привлекла картинка, изображавшая человека, удившего рыбу.

— У меня есть точно такая же удочка! — похвастался Фред, помогая себе выразительными жестами. — Есть много крючков. Я принесу тебе. Знаешь эти крючки для рыбы?

— Знаю! — ответил я. — В нашем лагере тоже есть крючки, мы покупаем их у торговцев…

В это время пришла черная женщина, которую я видел тогда вместе с Фредом в поселке. Ее, видимо, прислала мать белого мальчика. Было уже поздно. Черная женщина велела Фреду возвращаться в форт. Мы расстались.

На следующий день я снова встретил друга. Он принес мне несколько маленьких крючков, а я показал ему Пононку.

Большой пес, почти такого же роста, как я, очень привязанный ко мне, сразу понравился Фреду. Сначала Пононка, не выносивший запаха белого человека, заворчал и ощетинился, но я убедил его, что Фред — надежный друг и что с ним надо быть вежливым. Пононка был умным и понятливым псом, и все обошлось хорошо.

Потом пришли несколько наших ребят. Верховодил ими все тот же завистливый подстрекатель Деревянный Нож. Ребята были не слишком дружелюбно настроены по отношению к Фреду и сразу начали подсмеиваться над ним.

У всех нас, как обычно у индейцев, были длинные, закрывающие уши волосы, Фред же носил коротко остриженные волосы, и уши у него непривычно для нас оттопыривались. Это удивило меня еще во время нашей первой встречи в поселке. Видимо, это было отличительной чертой белых мальчиков. Теперь Деревянный Нож и его товарищи в насмешку над Фредом говорили, что у него злой отец и что он, наверно, долго таскал его за уши, пока не вытянул их.

— Здорово больно было? — спрашивал с притворным сочувствием Деревянный Нож.

Фред, очевидно, как-то понял, о чем его спрашивают, и отрицательно замотал головой.