Заметив это, Бобеш сказал ему:
— Папа, дай я подержу гвоздики, а то ты станешь говорить и проглотишь их.
— Не бойся, Бобеш, не проглочу, — ответил отец, не выпуская гвоздей изо рта.
— Смотри-ка, мама, у папы гвозди во рту, а он разговаривает!
Мать и не оглянулась, только сказала про себя:
— А что же…
«Ага, значит, папе сейчас понадобится другая картина», — подумал Бобеш, увидев, что отец метром делает на стене метку.
Бабушка вытерла пыль со второй картины и отставила ее к постели, а сама ушла вытрясти тряпку. Дедушка в это время выколачивал трубку возле печки, где была и мать. А отец, стоя на стуле, еще раз вымерил расстояние до метки. Никто из них не видел, как Бобеш взял картину, положил ее на пол возле стула и тотчас побежал за веревочкой, чтобы у отца все было под рукой.
Отец об этом и знать не знал. Не поворачиваясь, он спрыгнул со стула на пол и угодил прямо на картину. Стекло с треском разлетелось на мелкие кусочки.
— Господи Иисусе! — испуганно вскрикнул он.
— Батюшки, что там стряслось? — метнулась от печки мать.
Прибежала бабушка, и все в остолбенении смотрели на груду осколков.
Стекло на картине, изображавшей Жижку на боевой повозке, было разбито вдребезги.
— Кого это угораздило положить сюда картину? — гневно спросил отец.
Бабушка сказала, что ей это и в голову не приходило. Дедушка заявил, что он и не дотрагивался. И тут все посмотрели на Бобеша. В полной растерянности стоял он у стола с веревочкой в руке.
— Наверное, парнишка сюда положил, — сказал дедушка.
— Бобеш, кто тебе это поручал? — строго спросил отец.
— Да я… я хотел помочь, — сокрушенно проговорил бедняга Бобеш.
— Хороша помощь, безобразник! А ну, поди сюда!
Бобеш не трогался с места, понимая, что дело плохо, раз уж отец сердится.
— Так ты не пойдешь? — Отец схватил Бобеша, намереваясь всыпать ему.
— Послушай-ка, Йозеф, — вмешался дедушка, — ведь мальчонка не так виноват, как вон старуха наша, — он кивнул на бабушку. — Она возле картины была, могла бы уследить за парнишкой.
— Как же я услежу, коли я отлучалась? Я за дверью тряпку выбивала, в ней пылищи полно было.
Хотя и дедушка вступился за Бобеша, и мать попрекнула отца, что сам виноват — не надо было звать Бобеша помогать, ничего не подействовало: Бобешу досталось. А так как отец был очень рассержен, то и досталось ему изрядно.
Бобеш сел в уголок и тихонько плакал. Немного погодя он подошел к матери и попросился спать.
— Нет, сынок, пока нельзя, потерпи чуть-чуть…
— А почему, мама? Ты же сама давеча посылала меня спать.
Мать не ответила и с укором сказала отцу:
— Все-таки не надо бы ребенка наказывать на ночь глядя. Я вот теперь и уложить его не могу — во сне пугаться будет.
— Ну, не так уж ему и попало, чтобы из-за этого не заснул. Уложи, а то еще чего натворит, егоза, неслух! Скорее вот я не засну — до того разозлился! Такое стекло поставить кучу денег надо. Наработали, нечего сказать, хорош почин!
— Да не горюй, Йозеф, — сказал дедушка. — Завтра схожу в город, отдам застеклить. Оно всегда так при переезде — чего-нибудь да повредишь. Эта беда невелика, бывает и хуже.
Дедушка порадовал Бобеша: вот уже второй раз за вечер вступился за него. Бобеш заключил, что дедушка умнее и добрее всех.
— Пойдем, Йозеф, соберем кровать Бобешу, пускай ложится, — сказал дедушка.
И они с отцом начали устанавливать маленькую кровать, на которой спал Бобеш. Она никак не умещалась вместе с двумя большими кроватями. Надумали было перенести ее в кухню, но мать запротестовала:
— Нет, это не годится. Бобешу одному нельзя спать в кухне.
— Давайте поставим туда нашу кровать, вот и вся недолга, — предложил дедушка. Он спал на одной кровати с бабушкой.
— Ну вот, новое дело! — сказала бабушка. — Опять разбирай да переноси!
Так все же и пришлось сделать. Уставили в кухне бабушкину и дедушкину кровать, потом унесли оттуда в комнату лампу. Лампа была у них всего одна. Бабушка сразу улеглась, а дедушка сказал, что не уснет, если не попьет воды; весь день пить хочется, нутро словно огнем палит. Отец живо смекнул, чего хочется дедушке.
— Не пей, дедушка, воду, — сказал он. — У меня с дороги еще осталось немножко желудочного снадобья, выпей-ка лучше его.
— Не надо, милок, — отнекивался дедушка. — Я сейчас воды попью, а утром ты мне поднесешь.
— Да чего там, я тоже, пожалуй, глотну. У меня у самого нынче все горло пересохло от жары и с дороги и от этой возни. Да и ты нынче порядком натрудился.
Отец встал одной ногой на стул, другой — на спинку бабушкиной кровати и потянулся к полке. На полке стояли пузырьки со всякими лекарствами, баночки с мазями, бутылка с той самой желудочной водкой.
— Не давай ему, Йозеф, — сказала бабушка. — На ночь ему ничего такого нельзя. Пускай лучше воды напьется.
— Ты знай спи! — буркнул дедушка.
Пытаясь достать до полки, отец встал обеими ногами на спинку кровати. Кровать затрещала… Никто и опомниться не успел, как отец полетел на перины, а потом вместе с перинами и с бабушкой очутился на полу — кровать с грохотом развалилась.
Бабушка с перепугу начала кричать, отец, поднявшись, потирал ушибленное колено.