Маленький Бобеш

— Говорят тебе, не закрывай! — прикрикну.! Бобеш. — Смотри-ка, Боженка, она не хочет меня слушаться. Скажи ты ей — может, она тебя послушается.

Боженка засмеялась:

— Вот дурачок, разве она понимает? Так и должно быть: положишь ее — она закроет глаза, а как поставишь — опять откроет. Так уж она сделана, понял?

— Хм… Значит, она не думает, когда закрывает глаза, да?

— Как это — не думает?

— Я, знаешь, считал, что она умная, понимает, что надо закрывать глаза, когда ложишься.

На этом Бобеш прекратил свои мудрствования и стал играть с Боженкой в «папы-мамы». Он был папой, Боженка — мамой, а кукла — их дочкой.

— Как мы ее назовем? — деловито спросил Бобеш.

— Да хоть Бобушкой.

— Бобушкой?

— Ну да, меня мама так называет.

— Сроду не слыхал такого имени. Но раз тебя так называют, пускай будет Бобушка… Как там насчет завтрака, мать, мне пора на работу, — сказал Бобеш и для виду стал собираться.

Сначала он поискал под кроватью сапоги, потом трубку. Трубка куда-то задевалась, поэтому Бобеш попросил Бобушку помочь. Та живо отыскала трубку. Папа Бобеш поблагодарил дочку, погладил ее по головке и сказал, что она молодец. А кукла в это время лежала с закрытыми глазами и не могла даже взглянуть на своего папу.

— Ну вот, папенька, и кофе готов, — сказала Боженка.

— Зачем ты говоришь «папенька», зови меня просто папой.

— Так у нас дома говорят. И я и мама называем отца папенькой.

— А маму как зовешь?

— Маменькой.

— Хм… Меня бы мать засмеяла, если бы я ее так называл.

— Ай-яй, Бобушка плачет! Понянчи ее!

Бобеш взял куклу на руки и стал ее укачивать, как малого ребенка, хотя только что Бобушка смогла сама отыскать трубку. Но Бобеша это вовсе не смущало. Ведь и трубки, и сапог, и кровати на самом деле не было.

— Нельзя, детынька, кричать, а то мама рассердится. Слышишь, нельзя! Будешь умницей, тогда тебе конфетку дадут. Будь послушной девочкой — не зли маму.

Бобеш сам был доволен, как это у него здорово получается, и потому не преминул повторить свои увещания по крайней мере раз десять. Однако это не подействовало. Ему казалось, что Бобушка знай кричит и ничем ее не уймешь.

— Ну-ка, замолчи, баловница!.. Не перестанешь? Вот я тебе сейчас надаю! — Бобеш задрал кукле юбку и отшлепал ее.

Пускай в другой раз не кричит, не расстраивает отца — у него и так много забот.

Тут Бобеш обнаружил, что ножки у куклы прикреплены к туловищу желтой, блестящей крученой проволокой.

«Ага, — подумал Бобеш, — это так сделано, чтобы она могла ходить». Бобеш крутнул ножку вперед, назад, и вдруг ему удалось вывернуть ее до отказа назад. Это было совсем забавно. Значит, кукла может ходить и задом наперед. Сам он, например, не может. Какая эта проволока тягучая и как она чудно скрипит, когда ее крутишь! Бобеш вывернул назад другую ножку у куклы и рассмеялся.

— Гляди, гляди, Боженка, сейчас Бобушка будет задом наперед ходить!

— Ну зачем, Бобеш, ведь ей больно, не надо так! Это же наша дочка!

— Как это ей больно, если она не думает? И потом, она ведь невзаправдашная дочка?

— А сам давеча говорил, что она плачет.

— Это я просто так говорю, мы же играем.

— Ну, я знаю, что играем. Все равно не надо, а то еще с ней что-нибудь случится.

— Тогда я их выправлю.

Бобеш попробовал повернуть ножки, но они что-то не поддавались. Странное дело, назад они легко поворачивались, а вперед — никак. «Это она назло упрямится», — подумал Бобеш. Взяв обе ножки, он с силой крутнул их, но не смог довернуть до конца, пятки у куклы очутились вместе, а пальчики смотрели в разные стороны. Тогда Бобешу стала помогать и Боженка. И вдруг внутри у куклы что-то хрустнуло, в руке у Боженки осталась левая куклина ножка, а у Бобеша — правая. Бобушка замертво упала на траву и закрыла глаза.

— Всё, — проговорили в один голос Бобеш и Боженка и посмотрели друг на друга.

Солнце светило им прямо в лицо. В носу у них защекотало, оба враз чихнули и при этом так стукнулись лбами, что у них даже слезы брызнули. Ну, а раз уж появились слезы, то за плачем дело не стало. Понурые стояли папа с мамой, держа каждый по ножке, и оплакивали свою дочку Бобушку, терли кулаками глаза. Бобеш знал, что он во всем виноват: не надо было крутить кукле ножки.

Внезапно он вспомнил про дедушку.

— Не плачь, Боженка, — сказал Бобеш и звучно потянул носом. — Не плачь, дедушка непременно починит нашу Бобушку, он все умеет.

— Какой дедушка? — спросила Боженка, подняв заплаканные глаза.

— Ну, наш…

Боженка удовлетворилась таким ответом и перестала плакать.

Бобеш между тем уговаривал Бобушку:

— Не охай, Бобушка, не охай! Знаю, что больно, милая. Вот пойдем к доктору, он тебе ножки приделает и вылечит.

Напоили Бобушку кофе, успокоили ее и двинулись в путь к доктору — к дедушке. Бобеш нес куклины ножки, а Боженка — туловище и картонную коробку с посудой.

Миновав темные сени, они подошли к двери. Бобеш не мог дотянуться до дверной ручки и постучал. Дедушка отворил и, увидев детей, сказал:

— Ба-а, сколько лет, сколько зим!

— Дедушка, дедушка, почини нам Бобушку!

— Чего, чего? — засмеялся дедушка и взглянул на Боженку. — Это чей ребятенок?

— Это, дедушка, Боженка.

— Чья она?