Скрываясь за своей импровизированной баррикадой, я снял рубаху, скатал ее в шар размером с мою голову, плотно нахлобучил на него шляпу, затем поднял воротник куртки, а саму ее надел так, что верхняя пуговица застегнулась как раз над моей втянутой в плечи головой. Тряпичный шар со шляпой венчали всю эту композицию, делая меня на несколько футов выше.
Потом я встал во весь рост и медленно пошел вперед, различая дорогу в щелку между пуговицами. Надеялся я лишь на то, что и им известна легенда о Маленьком Человеке, великом шайене. Конечно, они могли сначала утыкать меня стрелами, как ежа, а только потом сообразить, что к чему, но выбора у меня не было.
Команчи продолжали приближаться, однако медленнее, явно заинтересовавшись странным противником. «Сейчас начнется», подумал я и едва не упал, споткнувшись о тело одного из Уилкерсонов, лежавшее лицом вверх с двумя стрелами в груди. Моя фальшивая голова покачнулась, упала и покатилась по земле, причем шляпа с нее так и не слетела.
Команчи замерли. «Ага, — подумал я, — попались, сукины дети! Клюнули!» И я запел боевую песню Маленького Человека.
Но я поторопился с выводами. Один из воинов внезапно выехал вперед, поднял тряпичную голову острием короткого копья, тщательно осмотрел ее и отбросил в сторону.
Так я попал в плен.
Не стоит считать мою выходку ошибкой. Если бы не она, меня бы неминуемо убили вместе с остальными. Кроме того, я вынес для себя весьма полезный урок: никогда не пытайтесь обмануть индейца, уже имевшего дело с белыми. А команчи уже сорок лет хозяйничали на дороге к Санта-Фе.
Обращались они со мной неплохо, собираясь, насколько я помню, обменять меня на ружья или что-то там еще, а пока приставили к лошадям, чем я и воспользовался. Однажды ночью я украл у них лошадь и удрал. Скачка была бешеной и тяжелой, под утро бедное животное пало, и я продолжил путь в Нью-Мексико пешком. В самом конце лета я добрался до Таоса, что в горах к северу от Санта-Фе. Я не сразу сумел понять, что здесь действительно живут, и страшно обрадовался, увидев наконец хижины поселка оседлых индейцев, или пуэбло-индианс, как их тут называли, хотя до сих пор и не относился с большой симпатией к краснокожим, жившим здесь с незапамятных времен и обрабатывавшим землю из поколения в поколение. Перед ними лежал весь мир, а они упорно копошились на своих крохотных наделах, выращивая бобы. Команчи, навахо и апачи часто тревожили эти места, поскольку дикие индейцы не любят своих ручных собратьев.
Чуть дальше лежал город белых, и я отправился туда. Можете представить себе, как я выглядел после недель скитаний по пустыне и горам. У первого же колодца я напился, закрыв глаза, чтобы не видеть в бадье своего страшного отражения.
Таким вот чучелом я и подошел к одному из крайних домов и, заглянув в прохладный сумрак распахнутой двери, крикнул:
— Эй, есть кто живой?
Из темноты возник парень моих размеров (я имею в виду рост) с пшеничными усами и мускулатурой буйвола, окинул меня задумчивым взглядом и почти ласково сказал:
— Шел бы ты отсюда, грязный сукин сын!
Я не замедлил исполнить его просьбу, так как вид у него был чертовски внушительный. Чуть позже один мексиканец, у которого я выклянчил немного еды, сообщил мне, что мне повстречался «сам сеньор Кит Карсон 6
». Раз так, я его не осуждаю.Через день-два я добрался до Санта-Фе, раскинувшегося в зажатой со всех сторон горами долине. По улицам ходили мексиканки в ярких платьях и с голыми плечами, пуэбло-индианс торговали всякой мишурой, а мимо них высокомерно шествовали юты в своих неизменных красных одеялах; испанские ковбои в широкополых шляпах и плотно облегающих кожаных штанах сидели в теньке, цедя сквозь зубы тягучие слова и сплевывая на землю намокшие кончики длинных тонких сигар. Тогда это был тихий городок. По обеим сторонам узких улочек стояли дома с глиняными стенами, выглядевшие немного по-детски, так как напоминали нелепые архитектурные сооружения, которые лепит из жидкой грязи малышня. Если Сент-Луис производил впечатление солидности и основательности, то, глядя на Санта-Фе, казалось, что его может смыть первый же мало-мальски серьезный дождь.
Но там мне повезло куда больше, чем в Сент-Луис. Это не значит, что я разбогател, да я и не пытался. Просто меня пригрела одна толстая мексиканка, готовившая и продававшая прямо на улице жареное мясо с перцем чили. Она сжалилась над моей худобой, с этого-то все и началось. Вскоре я оказался в ее доме, среди оравы галдящих детей. Муж то ли сбежал, то ли его убили, она сама точно не знала, но периодически меня им пугала, говоря, что он вот-вот вернется и всех прирежет. Впрочем, в промежутках между угрозами она требовала, чтобы мы немедленно отправились к священнику и обвенчались.