В общем, идём это мы, идем, прерия вокруг — ровная как стол, мили на три ушли, вся деревушка, только старуха одна, калека, осталась, да ещё воин один — на него как раз «нашло» (в смысле, хандра напала). Потом остановились, а Старая Шкура уселся на землю. Цилиндр свой он дома оставил, а на голове у него теперь было два орлиных пера, в волосах торчали. Вперёд вышли молодые незамужние женщины, выстроились перед вождём, и он выбрал двух самых толстых и позвал к себе — помахал им своими «антилопьими стрелами», вроде как поманил, чтобы подошли и сели рядом. Одна была средней упитанности, но вторая так жиром заплыла, что сразу и не разглядишь, где у неё лицо-то, а глаза у ней — как бусинки, сквозь складки жира и не видны.
Чем жирнее девку подберешь, тем жирнее будут антилопы — такой, значит, был принцип.
Тут воины вскочили на коней (у кого они ещё остались, конечно) и вся деревушка — кто верхом, кто пешком — выстроилась полукругом: вождь с толстухами посередине, остальные — по бокам. Потом две девчонки — не те, толстые, а другие, потоньше — вдруг выхватили эти штуковины — «антилопьи стрелы» — у старика из рук да, бросились бежать — в разные стороны от него, расходясь все дальше буквой V. Кто был верхом — за ними, двое передних догнали девчонок, подхватили у них из рук шаманские палки и помчались дальше двумя цепочками — опять-таки буквой V, словно разошлись на развилке, а перья-то на обручах так и трепещут на ветру. Вдруг впереди в полумиле от всадников показалась антилопа, она стояла на бугорке, точно посерёдке между двумя цепочками Шайенов и точь-в-точь напротив того места, где сидит вождь. Антилопы, когда пасутся, выставляют часовых, совсем как люди. Эти «часовые», в случае чего, подают стаду сигнал своими белыми хвостами, — поднимают их вверх, словно сигнальные флажки. Так вот, стоит она, разведчица рогатая, смотрит — а её обходят по флангам два отряда Шайенов, человек по двадцать верховых в каждом — несутся галопом, а по центру, прямо посреди прерии — ещё целая куча народу, выстроились полукругом, а впереди — краснокожий старик, и с ним — две толстухи… Видит она эту картину — и что бы вы думали она делает?
Уж не знаю, ка оно обычно бывает, но та круторогая красотка, которую мы видели на бугорке, уставилась на нас во все глаза — оторваться не может, уши — торчком, того и гляди отвалятся от напряжения… А верховые тем временем поравнялись с нею. Смотрит она — налево, потом направо…
Но с обоих флангов надвигается и давит на неё одинаковая угроза, и потому, видать, она волей-неволей опять устремляет взгляд прямо перед собой, по центру, и даже на большом расстоянии видно, как она дрожит всем телом, хотя её жёлтая морда с чёрным носом и застыла от изумления.
А Старая Шкура восседает на своём красном одеяле, и ветерок играет опушкой орлиных перьев в его волосах. Толстухи по бокам сидят неподвижно, словно две кочки посреди прерии, и собаки тоже — притихли, ни одна не гавкнет, только часто дышат, высунув языки. Оно и понятно: они ведь тоже Шайены.
Тут наша разведчица двинулась вперёд, копытца свои изящные переставляет по одному, как будто хорошенько обдумывает каждый шаг; а белые полоски у неё на шее собрались складками, словно воротник в сборку. В этот момент за спиной у неё вдоль всей вершины холма будто частокол встал — сплошь маленькие рожки, потом головы появились из-за холма — маленькие, коричневые, много их — и все в нашу сторону смотрят. А передние всадники уже за вершину холма перевалили, две цепочки все дальше раструбом разъезжаются, и узким концом тот раструб указывает туда, где сидит посреди прерии Старая Шкура Типи и все его люди выстроились полукругом у него за спиной. А всадников-то в цепочках еле-еле хватило, чтобы фланги обозначить, растянулись чуть не на милю, меж двух соседних верховых сколько угодно антилоп, хоть все стадо, уйти могло, но они, бедняги, бежать и не помышляли, потому что были заколдованы.
Ну вот, семенит она, значит, вниз по склону, сторожиха рогатая, а за спиной у неё уже антилоп видимо-невидимо, весь горизонт заполонили и все прут и прут из-за холма. Уже ярдов сто прошли вперёд, а стаду все конца не видно, все прибывают и прибывают, и клином идут — прямо на Старую Шкуру. Шайены и антилопы движутся будто в едином порыве, словно в такт какой-то могучей музыке, а ритм задает им старый вождь. Я так полагаю, что музыку эту сочинили сами боги на небесах. А если вас такое объяснение не устраивает, то придётся вам изрядно поломать голову чтобы ответить, с чего бы это вдруг стадо антилоп в тысячу голов поперло прямо навстречу своей погибели. А ещё — откуда Старая Шкура мог знать, что антилопы будут здесь, именно в этом самом месте? Ведь когда он уселся посреди прерии, их ещё и близко не было — ни слуху, ни духу.