Маленький Большой Человек

В общем, волноваться им было нечего, потому как Маленький Большой Человек не собирался никого обитать. Скажу больше, по всем правилам мне положено было назавтра принимать у себя Младшего Медведя с его семейством и оказать им гостеприимство. Но уж после того – всё, хватит. Я не собирался дружить семьями с мистер и миссис Медведь и бесконечно обмениваться визитами. Не думаю, что Олга, после той перемены, что с ней произошла, когда-нибудь поймет, что к чему и кто я такой – потому как я ведь не собираюсь снимать эту бизонью шапку и как и прежде рожу буду мазать сажей, да и Олга никогда не станет искать меня – но вот какой-нибудь индеец, определенно разнюхает про всё – чутьё у них на такие дела – просто жуть. Не у Медведя, конечно – парень он глупый и надутый как индюк, а вот Лошадка вполне мог бы, или кто-нибудь из моих женщин. А, может, Гэс – и этого я не переживу.

Вот и надумал я бежать отсюда: на следующий день, после обеда, и вернуться на железную дорогу. Оно ведь к Шайенам я вернулся, чтобы найти Олгу с Гэсом, и я их нашёл и больше мне здесь делать было нечего – такие вот дела…

Вот такие были у меня настроения, когда я наконец натянул на себя сверху кучу звериных шкур и грязных одеял и попробовал уснуть. Улеглись и женщины с детьми, но в очаге лежало достаточно поленьев, чтобы огонь горел всю ночь напролет, иначе мы бы замерзли даже несмотря на то многочисленное тряпье, в которое закутались, потому что в щели сквозь шнуровку полога порядочно поддувало. Изредка я слышал как на холоде снаружи бьет копытом мой пони. Я привязал его возле входа к колышку, а не пустил в табун к остальным лошадям на выгон. Ведь он в то время был моей единственной лошадью, и я не мог допустить, чтобы его угнал какой-нибудь Поуни, хотя ни о каких Поунях окрест я не слыхал.

Ну, а насчёт того, что Младший Медведь сказал мне про солдат, я решил, что это его обычная глупость. Ведь мы были где: мы были в резервации, выделенной Шайенам по договору при Медисин-Лодж, поэтому с чего бы им нас искать. Нас – в смысле род Старой Шкуры. Если солдаты кого и ищут, то скорей всего тот отряд, что шёл в соседнее стойбище ниже нас по течению Уошито. Конечно же, в такую погоду никто не сунется. Зимой вообще никто не воюет, а американская армия и подавно: их здоровым лошадям по этому насту да такому глубокому снегу в жизнь не пройти…

Всякое такое лезло в голову мне и я никак не мог уснуть. Я, может, и решил, как мне быть с Олгой и Гэсом: их надо оставить в покое, а вот как мне быть с самим собой, этого я никак не мог решить. Кровь стучала в висках, потом заныло в паху. В смысле чувство такое, будто там что-то торчит, как сушеное яблоко. Потом до меня дошло, что я хочу женщину, но это желание было не похоже на то что я до сих пор испытывал, особенно здесь, среди Шайенов. Я вам говорил, что из нас двоих горячей была Свет, а не ваш покорный слуга. Так вот на этот раз я сам потянулся к ней, совершенно забыв про её нынешнее состояние.

Я протянул руку и в темноте ощутил сквозь одеяло большой живот. Она проснулась, высунула руку, положила ее сверху на мою и говорит:

– Твои слова обидели Вунхэй.

Вунхэй это та сестра, что предложила выменять на мясо своё платье, расшитое бисером. Имя её означает «Та, что обожглась». Ребёнком, может, обожгла палец или ещё чего. Была она очень миловидная и в потомстве Тени самой младшей, на пару лет моложе Света, и очень на нее похожа – и глазами и блестящими волосами, только вот тоненькая, что твой ивовый прутик. И до чего ж она напоминала мне подружку моих юных лет Ничто, до того как та вышла замуж, раздобрела и превратилась в сварливую тетку…

Беднягу Ничто тоже убили при Санд-Крике…

Короче, до сих пор я считал Вунхэй родственницей, говоря по-белому – своячницей, так к ней и относился, как к сестре жены, а шайенских взглядов на этот счет не принимал. Так вот, когда Свет сказала, что Вунхэй обидели мои слова, она имела в виду мое заявление, что я буду спать только со Светом, а с её сёстрами не буду. Я похлопал Свет по животу и убрал руку. Теперь, как всегда, вся загвоздка состояла в том, чтобы решить, кто же я такой в конце концов – индеец или белый. Если белый – то надо отходить ко сну, а то что Олга превратилась в дикарку, так это её сложности, а не мои. С другой стороны, я начал ощущать какую-то ответственность за сестёр Света: просто содержать их было недостаточно. Это из-за меня они остались старыми девами. Мне надо что-то делать, ведь они славные женщины. Может, я кривлю тут душой, не знаю, решайте сами. Помню только, что затем я встал, прошмыгнул вокруг костра посредине типи к постели Вунхэй и опустился рядом с пей на колени. Тень моя упала на нее и в полумраке блеснули ее глаза.

– Прости за то, что я сказал,- говорю ей.