Сказал я об этом совсем не для того, чтобы над вами поизгаляться, а только для того, чтоб вам стало ясно, что мною двигало, когда я поспешил в заросли травы: мне позарез был нужен мундир. Ведь индейцев было до полусотни и на всех нас приходилось добычи всего пятнадцать трупов. Но мне немного повезло: я натолкнулся на Младшего Медведя – он стоял на коленях и орудовал ножом. Теперь я понял, что это он в числе двух-трех смельчаков первым бросился на солдат. На голове у него красовался большой боевой убор, который я поначалу не признал. Левый рукав его рубахи был залит кровью, и ее капли стекали с бахромы рубахи на нос и губы трупа, с которого он снимал скальп. ещё он крепко покрылся испариной, потому как нож у него, по-моему, был тупым, а этой левой руке недоставало силы, чтобы, когда кожа была подрезана, отделить скальп.
Однако настроен он был вполне миролюбиво. И заметив возле себя мои ноговицы, не поднимая головы, попросил:
– Потяни, пока я режу.
Я так и сделал: стал на колени и ухватил клок светлорусых мягких волос мёртвого парня. Был он, пожалуй, довольно-таки молод. Рот у него перекосило, будто в немом крике. Но я на него старался не смотреть, ведь он вполне мог оказаться кем-то из знакомых, к тому же в том, что я делал, не было места ничему личному. Вот, наконец-то, скальп отделился, и я был благодарен Младшему Медведю, что он сразу у меня его забрал.
– Я видел, как ты самым первым бросился добывать скальп,- говорю я.- Это было смело.
Медведь вытер пот со лба, вымазав его при этом кровью, тяжело вздохнул и пожал плечами, однако, видать, был доволен. Потом протянул мне нож и сказал точно таким же тоном, каким вы, небось, пригласили бы гостя за праздничным столом отведать жареной индейки:
– Давай, возьми себе что-нибудь. Вон на левой руке у него красивое кольцо.
– Хорошо, – говорю я, – я бы взял себе рубаху и штаны.
Младший Медведь на это отвечает жестом, который означает что-то вроде «Милости просим – фирма угощает», и я снимаю с солдата мундир и сапоги, а после неподалёку нахожу и его шляпу. Все это собираю в узел и беру под мышку, а Младший Медведь возвращается к работе. Теперь солдат лежит в одном шерстяном исподнем. Сам того не ведая, он сделал мне огромное одолжение, и я подумал, что надо бы его отблагодарить, хотя, конечно, об этом он так никогда и не узнает.
Вот и говорю Младшему Медведю:
– Ты бы лучше перевязал руку, пока не истек кровью.
Он посмотрел на руку, словно только сейчас заметил рану, пощупал мускулы и поморщился от боли.
– Идем, – говорю я. – Где твой пони?
Оглянувшись, я совсем неподалёку увидел его лошадь, которую терпеливо держала за уздечку, конечно же, никто иная как Олга. И тут же рядом с нею был малыш Гэс, который наблюдал за тем, как остальные индейцы разживаются окровавленными трофеями. В руке у Гэса был крошечный деревянный ножик, и он размахивал им, подражая процедуре снятия скальпа. Мне показалось, он был не прочь попробовать снять настоящий скальп, но Олга другой рукой держала его и не отпускала от себя ни на шаг, и это свидетельствует в ее пользу.
Медведь ещё с минуту чего-то там такое делал, а что – конечно, я не смотрел. Потом он поднялся.
– Ладно, – говорит, – я пошёл, а ты можешь забирать все остальное. Спасибо, что помог.
И протягивает мне свою руку, я пожимаю ее – и она остается у меня в руках, потому что это вовсе не его рука, а правая рука убитого солдата, которую он отрезал и засунул в свой рукав, вытащив перед этим свою собственную.
– Ха-ха-ха, – засмеялся он. – Отличная шутка! Когда он подошёл к Олге со скальпом в руке, волоча
за собой это исподнее, как кожу содранную со всего человека, он всё ещё смеялся.
Теперь мне предстояло надеть этот мундир – дело непростое и деликатное, потому что едва он окажется у меня на плечах, как я стану для индейцев чужаком, ну а пробраться в селение одетым как-то иначе – не выйдет. Конечно, я хотел сделать это, чтобы найти Солнечный Свет с ребёнком. Теперь, наверное, их уже взяли в плен, а в синем мундире я, пожалуй, сумею пробраться к ним и в суматохе сражения мы сможем удрать в горы. Ведь вряд ли у кого вызовет подозрение солдат, конвоирующий индианку с ребёнкком за спиной.
Закончив кровавую резню в густых высоких травах, Шайены вновь двинулись в низовья. Среди них я увидел слепого Старую Шкуру. Его вела какая-то женщина, хотя нет, не женщина – это был Лошадка, который как-никак, а его родной сын. Все было так, как и должно быть. Я выполнил свой долг, и мне надо было позаботиться о своей собственной семье.