Маленький Большой Человек

«Ну, а что делать с мясом?» – этот вопрос по-прежнему оставался нерешенным, и никуда не деться от того факта, что бизона использовали не по-хозяйски, расточительно, не то, что индейцы. Те, так или иначе, а находили применение каждому кусочку, каждому дюйму, от рогов и ушей до копыт. В дело шел даже половой орган – из него варили клей. Однако, как вы знаете из моего рассказа, индейцы частенько голодали ещё задолго до того, как уничтожили бизонов, и ещё больше голодали до того как вообще появился белый человек, потому как прежде индейцы не имели для охоты ни лошадей, ни ружей, чтобы стрелять издалека, как при нашей охоте. Так что про все это не забудьте, прежде чем станете валить на нас, белых охотников, вину и поносить почем зря, как мне кажется. Мы просто изо всех сил постарались заработать себе на жизнь и интересовала нас только цена на шкуры, а до остального нам дела не было. Бывает, что из сообщений обо всем этом, написанных людьми там никогда не бывавшими, складывается впечатление, что, дескать, огромная армия охотников хлынула в прерии, чтобы уничтожить на континенте всех до одного бизонов для того, чтобы очистить пастбища для крупного рогатого скота или чтобы истребить индейцев, лишив их источника мясной пищи. Конечно, все это было, но без нашего злого умысла. Мы ведь были просто Небольшой группой парней с винтовками «Шарпе», и если бы вы когда-либо поднялись на пригорок и увидели б оттуда бескрайнее море бизонов, миль на двадцать одни бизоны, вы бы ни за что не поверили, что когда-нибудь всего несколько тысяч охотников, таких как я, изведут миллионы этих огромных тварей.

И все же, сказав это, признаю, что сожалею о содеянном. Но мы это сделали, и вот как оно обычно происходило: в конце августа – начале сентября охотники съезжались в Небраску, чтобы застать там стада- и вместе с ними спускались по мере того, как холодало, на юг, до Техаса, по пути убивая бизонов, и промысел обычно продолжался до марта следующего года. Затем весной охотники шабашили и ехали, как вам известно, в Канзас-сити отдохнуть и развеяться, ну, а бизоны тем временем на лето тащились на север и там линяли.

На такой охоте лошадь не использовали. Шли пешком, подбираясь как можно ближе к одной из небольших группок, на которые разбивались животные, когда паслись. Потом устанавливали крестовину для упора при стрельбе, на нее клали длинноствольную винтовку «Шарпе» и принимались отстреливать бизонов по краям этих группок. Вот так, удобно устроившись, можно было бить в течение довольно продолжительного времени, пока бизоны не начинали понимать, что происходит, потому как звуки выстрелов их не страшили, как не тревожило и то, что вокруг падают их товарищи. Пугал их только запах крови.

При благоприятном и постоянном ветре можно было завалить одного за другим до тридцати животных, а остальные в это время спокойно щипали травку. Их можно было бить до тех пор, пока один из них не учует кровь, не всполошится и не забьет копытом по земле. Потом другой бизон ее учует и заревет, тут уж запаникует группа, и страх постепенно охватит все огромное стадо на площади пяти квадратных миль, минута – и замелькали только хвосты несущихся в чудовищной панике животных. Или, как иногда Шайен случалось, с другого края стада вели стрельбу другие парни, и тогда бизоны охваченные паникой, мчались бы на вас, и вы бы перед смертью увидели необыкновенную картину: весь горизонт – рога, рога, рога…

Но этого обычно не происходило; и когда стадо уносилось, к вам на фургоне подъезжал ваш шкуродер, который до того момента находился сзади, и приступал к работе над убитыми животными: делал несколько длинных надрезов, накидывал веревку вокруг собранных на шее складок, другой конец веревки привязывал к лошади и отгонял ее – таким образом сдирая шкуру целиком. А в лагере шкуры растягивали на колышки для просушки, после чего высушенные шкуры складывали в штабеля в ожидании заготовителей, которые время от времени посылали фургоны во все охотничьи лагеря.

Ну вот, сэр, чем я был занят зимой семьдесят первого, и тот промысловый сезон мы с моим шкуродером закончили за рекой Канейдиан, в техасском Пэнхендле. В конце марта вернулись в Колдуелл и получили от заготовителей за шкуры около шести тысяч долларов за зиму, что означало, что за свой первый промысловый сезон я один убил две с половиной тысячи бизонов. А такие матерые ребята, как Билли Диксон или старик Киллер, добыли куда более моего.

Однако, по-прежнему казалось, что бизонов не стало меньше. Возле речки Луговой Собачки, ниже Канейдиан, мы со шкуродером поднялись как-то раз на вершину холма и увидели перед собой бескрайнее пространство, устланное буроватой шерстью. По-моему, видно было миль на 25 – день был ясный. Так вот, проведя вытянутой рукой слева направо по линии горизонта, вы очертили бы пространство, на котором был миллион бизонов…

В Колдуэлле я расплатился со шкуродером, с кредиторами за снаряжение и после всего у меня оставалось ещё несколько тысяч. И с этими деньгами я направился в Канзас-сити посмотреть на успехи Амелии.