Маленький Большой Человек

Да-а, многое можно увидеть с господствующей высоты; много увидеть, да мало сделать. Это я говорю о себе и о тех, чьё дело выполнять приказы. Ибо что касается Кастера, то своё дело – организовать оборону – он сделал; сделал даже при всем при том, что до мозга костей был кавалеристом, а это, согласитесь, предполагает наступательный образ мышления. Ну да наступать было все одно некуда, а времена, когда Кастер с одним эскадроном мог и впрямь прошерстить все индейские земли, те давно уж канули в безвозвратное прошлое. Мало того, с высоты нашего положения даже и дураку становилось ясно, что и кавалерией-то нам больше не бывать никогда, ибо если каким-то образом мы ещё и могли положиться на наших коней, то теперь -. лишь в качестве прикрытия. Послышались выстрелы – и лошади стали падать. От выстрелов генерал вздрогнул и приказал лейтенанту Куку записать «имена всех, кто это сделал», он поклялся отдать их под суд военного трибунала сразу же по возвращении в форт Линкольн. Эту клятву он дал сразу же после того, как послал курьера к Кио, чтобы тот, значит, двигал на подмогу Колхауну, который как-никак, а всё же приходился Кастеру зятем; хотя, если уж на то пошло, то шансов застать хоть кого-то в живых у Кио, пожалуй, что и не было. Тем не менее, в той стороне вновь загромыхали карабины, и вскоре все заволокло дымом и пылью из-под копыт. Ясный полдень превратился в поздние сумерки. Так что о падении самого Кио мы узнали лишь по длинному воплю индейцев.

Зато людей Тома Кастера мы видели достаточно хорошо – слишком хорошо, чтобы этому радоваться: шаг за шагом, фут за футом пешие, без лошадей, они пробирались к нашему расположению, и были уже совсем рядом.

Вот тогда-то, когда всё как один мы смотрели, как пробиваются к нам последние из оставшихся в живых бойцов Тома Кастера, за нашими спинами, со стороны кручи, что обрывалась в глубокий овраг, и раздался первый выстрел. Никто из нас, уже с трех сторон обложенных индейцами, до этого выстрела и подумать не мог, что круча, неодолимым препятствием вставшая на нашем пути к бегству ещё тогда, когда мы были кавалерией, окажется едва ли не самым уязвимым участком нашей обороны.

Что ж, теперь, значит, мы были полностью окружены. Ниже нас по гребню уже прижатые к вершине были лишь остатки роты «С», поскольку говорить о Кио как о живом, наверно уже не приходилось. Там, где он сражался, всё ещё висела дымовая завеса, а в редкие просветы, что тягучий ветер приоткрыл нашему взору, мы видели лишь одно: индейцев, индейцев, индейцев; казалось, им нету числа, и они все приближались и приближались, и я уже думал: неужто им всем хватит места, чтобы вот так вот, разом, кинуться в атаку?… Вот тут-то я и вспомнил слова Боуэра: «Их больше, чем у вас патронов»… Боуэр был славным парнем. Может, толмач из него был и не ахти какой, но я вот что скажу: были в нем и мудрость и мужество, что отличает настоящего мужчину, независимо от расы. Я видел, как он упал, когда метнулись мы прочь от брода, и я знаю, что ни один чистокровный Ворон не посмел подойти ближе к деревне своих врагов, чем это сделал полукровка Боуэр.