Маленький Большой Человек

Я уже сказал, что в тот период как раз начал интересоваться девчонками. И примерно тогда же ситуация у нас в деревне вдруг переменилась таким образом, что я ни к одной девчонке моего возраста не мог и близко подойти: у них начались месячные – время пришло – и с тех пор мамаши и тетки ни на шаг их от себя не отпускали, держали подальше от мальчишек и заставляли носить между ног веревочный ремешок – покуда не выйдут замуж. (И замужние тоже такой носили – когда муж в отлучке). Так что если тебе приглянулась какая-нибудь девчонка – ничего не остается кроме как выпендриваться когда она смотрит. Может, вас удивят все эти строгости – вы небось, думаете, что индейцы трахаются вообще как кролики, при каждом удобном случае. Ничего подобного: среди своих, со своими шайенскими женщинами – ни-ни, Боже упаси, – только с женой. А уходя на войну каждый женатый воин дает зарок – обет воздержания, значит. Ну, а воевали-то они, считай, все время без перерыву. Вот и выходит, что постоянно на голодном пайке – озабоченные ходили. Потому-то и вояки были хоть куда: Шайены верят, что эти вещи связаны между собой. Знаете, мне вообще не приходилось встречать мужчину, которому безразличен его собственный член. Но для Шайенов – ого-го! – для Шайенов это просто волшебная палочка!

Когда Младший Медведь ушёл, я немного успокоился и стал думать про девчонку по имени О-ва-ex, что значит – вы не поверите! – «Ничто». Когда мы были меньше и играли во взрослых, мне часто приходилось выбирать её себе в жены понарошке, потому как другие мальчишки, которые пошустрее, всегда умудрялись разобрать себе всех хорошеньких девчонок, а мне оставалась эта – дурнушка дурнушкой.

Но потом она вдруг ни с того ни с сего – как это случается с девчонками – преобразилась, хорошенькая стала, словно жеребёнок – с большими робкими глазами как у антилопы, и грациозная как лань. Раньше, когда я её не замечал, я ей нравился; ну, а теперь, понятное дело, она меня в упор не видела. В общем, с Ничто у меня пока не выходило ничего. Поэтому я, помечтав немного, встал и пошёл назад в деревню.

Там встретил пса, который услыхал вой койота за холмом и теперь раздумывал – ответить или не надо? – хотя знал ведь, что делать этого нельзя, чтобы не указать дорогу в деревню врагу, который крадется в ночи. Потому я сказал ему: «Шайены так не поступают», и он закрыл пасть, поджал хвост и убрался куда-то.

Кроме этого пса вся деревня спала, костры остыли. Забравшись в типи, я отыскал свою шкуру, ну постель, и начал было в неё заворачиваться, но тут обнаружил, что это, кажется, не моя, а Маленькой Лошадки, потому как под шкурой был он сам. Тогда я улегся на свободное место справа, хотя обычно спал слева от него.

Но он не спал и вдруг прошептал в темноте: «Это твое место».

– Неважно, – говорю я ему. – Спи там.

– А ты? – спрашивает он как-то разочарованно. Я не отвечал, вообще не обратил на него внимания

и скоро уснул… А вообще у Шайенов так: если кто чувствует, что жизнь воина ему не по плечу – никто его не неволит. Он может стать химанехом, то есть, полу-мужчиной, полу-женщиной. Эти химанехи живут себе – никто им не мешает. Все их любят, и без дела они не сидят: иногда они знахари, фармацевты, так сказать – приворотное зелье готовят, а чаще – поют и пляшут, веселят публику, Они носят женскую одежду, могут замуж выйти за другого мужчину – если ему это по вкусу.

После того случая Маленькая Лошадка вскоре начал готовиться стать химанехом. Может, он той ночью просто по ошибке влез в мою постель – без всякой задней мысли… Может и так, не знаю. Но вообще-то, он был не в моём вкусе.

ГЛАВА 7. МЫ ПРОТИВ КАВАЛЕРИИ

Вороны заявились к нам на следующий день, и мы с ними славно повоевали. Правда, кто победил – было не совсем понятно. Поэтому через день повоевали ещё немного. Потом мы воевали с ютами, потом – с Шошонами. Потом выторговали немного лошадей у Черноногих и с ними тоже повоевали. Война приносила Шайенам радость, если удавалось одолеть врага, и горе – если наоборот. Тогда над деревней день и ночь раздавался скорбный вой плакальщиц. Потому как ежели индейцы любят воевать, это вовсе не значит, что они любят терять на войне близких. В племени все друг друга искренне любят. А врагов – ненавидят. Ненавидят за то, что они – враги, но переделать их вовсе не стремятся.