Маленький Большой Человек

Итак, почти всю ночь я провел за исполнением своих мужских обязанностей. Теперь не могло быть ни малейшего сомнения в том, что я раз и навсегда заделался стопроцентным Шайеном, по крайней мере настолько, насколько это вообще зависело от тела. В результате этих моих ночных трудов вполне мог зародиться новый человек, а то и два; а ведь тогда мне и в голову не приходило, каково бы им пришлось в этом мире, который с каждым днём становился все хуже и хуже даже для чистопородных созданий. Да, об этом тогда я и не подумал, ибо в тот момент меня посетило то редкое чувство, когда все вокруг кажется удивительным, ясным и слаженным. В тот миг мне казалось, что мир устроен правильно и справедливо. Духи помогали мне, иначе и не скажешь. Я ОЩУТИЛ СЕБЯ ЦЕНТРОМ МИРА. И это чувство ни с чем не сравнить: чувствуешь как время сворачивается кольцами вокруг тебя, а ты стоишь посередке и властен над всем сущим, что принимает форму линии, угла или квадрата. Словно Старая Шкура над теми антилопами, которых он околдовал, и они, как зачарованные, двинулись туда, куда он хотел, прямо к нему, а кругом, и ближе и дальше, выстроились Шайены, нынешние и прошлые, живые и духи, потому как все и вся в этом мире связано и Тайна сия велика…

Это был прекрасный миг. И тут, прямо из ночной тьмы, вдруг появляется Солнечный Свет. Я её скорее почуял, чем увидел, до того была кромешная тьма.

– Тебе не спится? – спрашиваю я, полагая, что она вышла из типи.

– Я ходила в лес,- говорит она, протягивает руки и передает мне крохотный сверток в одеяле: внутри – как будто теплится уголек. Но то был не уголек, а новорожденный младенец. Пока я выполнял свой долг, она тихонько встала, вышла в лес и родила.

– У тебя теперь ещё один сын,- говорит она.- Он будет голосистым. Разве ты не слыхал его могучий крик?

Но, конечно, там с сёстрами, я ничего не слушал и ничего не слышал. Я вообще не заметил, что она вышла.

– Я надеюсь, наши враги далеко, – добавила она, – потому что он громко кричал, когда пришёл.

Ну, это нисколько не повредило этому ощущению мира и покоя у меня в душе, а наоборот – усилило его. Я прижал малыша к груди, а Солнечный Свет склонила голову ко мне на плечо – и тут случилось вот что. На тёмном горизонте появился пылающий золотистый шар и, медленно вползая на небо, он стал переливаться чудными цветами: багровым, яично-жёлтым, изумрудным, бирюзовым, густо-синим, потом черно-фиолетовым, ярко-синим – и опять засиял голубизной словно глазок в крыше мира, а за ним огромная радуга, та самая, по которой, как по мосту, там, в Другой жизни, проезжают вожди в праздничных одеждах. Наконец, когда этот шар подняли достаточно высоко, на какое-то мгновение от превратился в перламутровый, после чего все цвета сменились ослепительно белым.

– Вот ему имя,- сказала Солнечный Свет, – Утренняя Звезда.

Я передал ей сына и она пошла в типи его кормить.

И так уже получилось, что в этот самый миг, по ту сторону холмов за долиной Уошито, это чудо наблюдал ещё один человек – и он тоже получил своё имя в честь этой звезды. Мне кажется, что он воспринял его как перст судьбы, тот самый, что сделал его генералом в возрасте двадцати трёх лет. И, может, он был прав, потому как через несколько мгновений ему суждено было помчаться навстречу величайшей своей победе.

Через пару лет индейцы-Вороны, что служили у него в разведчиках, назовут его Сыном Утренней Звезды. А на самом деле его звали Джордж Армстронг Кастер.

Глава 18. ВЕЛИКАЯ СИЛА ДЛИННОВОЛОСОГО

Вскоре восток озарился первыми лучами света. Заходить в типи я не торопился – меня переполняло счастье, я был настолько счастлив, что подумывал, а не пробить ли мне на самом деле лед на реке и не бухнуться в прорубь, как это делают Шайены. Но моему пони, привязанному рядом, не терпелось поутру попить воды. И тогда он, не поверите, смотрит на меня так своими большими лучистыми глазами и говорит:

– Родимый, своди меня к реке попить воды.- Я не говорю, что он это выразил словами, но он это сказал. Л потом добавил,- Нас ждёт горячая схватка.

И мне плевать, верите вы в это или нет. Он так сказал. И я тому свидетель.

– А-а-а, это ты слышишь, как в верховьях долины хрустит снежный наст, – отвечаю я ему, – Это всего лишь табун лошадей, твои братья и сёстры.

– Нет, – говорит мой пони, упрямо качая головой, пока я освобождал его от привязи. На холоде и его, и моё дыхание вздымали густые клубы пара.

– Поехали, – говорю я, – и ты сам увидишь!