Маленький Большой человек

Ну, что вам сказать, сэр? Едва мы выбрались из лагеря, как обоз дал прикурить всему полку. Я, разумеется, выражаюсь фигурально. Будучи, как и большинство цивильных, прикреплён, а вернее — самоприкрепившись, именно к обозу, я прямо должен заметить, что дело в обозной команде было поставлено из рук вон плохо. Ну, куда это годится, когда не прошло и двадцати минут с начала похода, а мулы уже постряхивали с себя тюки, как те спелые груши! И пусть таких мулов было всего пять или шесть, это ровным счётом ничего не меняет: о каких индейцах может идти речь, когда приходится сражаться с собственным обозом? Ну, а при том, что обоз — это как-никак снаряжение и продовольствие на целых пятнадцать дней (столько было отпущено на разгром Лакотов), то неудивительно, что Кастер был чрезвычайно недоволен! Судя по тому, что говорили нам присланные для наведения порядка лейтенант с дюжиной солдат, «недоволен» — это, пожалуй, самое мягкое из приличествующих данному случаю слов. Несчастные обозники даже не огрызались: понурив головы, они молча занялись поклажей, дотоле перетянутой так, будто к ней приложились то ли дряхлые руки самых что ни на есть трухлявых скво, то ли дрожащие пальцы самых что ни на есть беспробудных пьяниц. (Присланный лейтенант справедливо подозревал второе). Но вот что скажу вам я — я, старый обозный жук, — ругать обоз легче всего, трудней понять, что обоз, он хоть и плетется всегда в хвосте, но для успеха кампании он едва ли не головное дело, ибо каков обоз — такова и армия, не так ли? Так вот, наш обоз упреков не заслуживал, а уж если чего-то и заслуживал, то только проклятий!

В сухую летнюю пору Роузбад — речушка так себе, не речушка, а ручеек — местами всего-то три-четыре фута от берега до берега да столько же дюймов до дна, но попадаются в ней и ямы, и вымоины, и затоки с настоящими рыбными угодьями, где можно не только утонуть, но и, значит, наловить себе на ужин. Именно у такой затоки вечером первого дня Кастер и дал добро на бивак. Узрев возможность слегка поразвлечься, а также разнообразить походный рацион, что большей частью состоял из солонины и сухарей, бойцы устремились к затоке на рыбалку. Сказать, что рыбалка была их любимым из безусловно здоровых видов досуга, никак не скажешь, но охоту Кастер запретил, поскольку выстрел холмистых равнинах разносится так далеко, что переполошит и глухого, пусть даже он дрыхнет без задних ног под тремя одеялами за много-много миль от стрелка, вот по такому случаю у Лавендера разом объявился чуть не целый полк единомышленников. Окружённый вниманием, Лавендер, однако, не обрадовался, а почувствовал себя крайне неуютно: ему, ценившему одиночество как одну из самых притягательных сторон рыбалки, присутствие посторонних пришлось не по вкусу — он взял и забросил удочку. В кусты. Что ж, с каждым шагом нашего приближения к Лакотам он всё больше и больше отдаляется от окружающих, одиночество становилось его второй натурой, и даже ночи он ухитрялся коротать наедине с собой. Палаток, ввиду скоротечности кампании, мы не брали — солдаты ночевали под открытым небом (благо позволяла погода), а для удобства деликатных мест в земле выдалбливались ямки; так вот Лавендер и здесь оставался Лавендером: каждый раз он сооружал подобие индейского шалаша — набрасывал одеяло на куст или на вбитые в землю скрещенные колья и так скрывался от постороннего взгляда. В условиях той же хорошей погоды его ухищрения смотрелись довольно забавно и даже были бы смешны, когда б это не означало, что в кругу своего одиночества Лавендер не желал видеть даже меня, того, кто считался или, по крайней мере, числился его единственным другом.