Маленький человек, что же дальше?

— Да, — отвечает продавец. — Семьсот девяносто пять марок. Такой случай больше не представится. Последняя из партии. Теперь по этой цене мы уже не сделаем. Теперь такой гарнитур обойдется самое меньшее в тысячу сто марок.

— Почему? — свысока бросает Пиннеберг. — Заработная плата все время снижается.

— Зато налоги растут! И пошлина! Знаете, какая пошлина на кавказский орех?! За последний квартал в три раза повысилась.

— Почему же эта спальня у вас так долго в витрине, раз она такая дешевая? — говорит Пиннеберг.

— А деньги? — парирует продавец. — У кого в наши дни есть деньги? — Он жалко улыбается. — У меня, во всяком случае, их нет.

— У меня тоже, — грубо отрезает Пиннеберг. — Да я и не собираюсь покупать спальню, столько денег я за всю жизнь не наберу. Я хочу купить туалетный столик.

— Туалетный столик? Потрудитесь подняться наверх. Отдельные предметы обстановки у нас на втором этаже.

— Вот этот! Я хочу купить вот этот туалетный столик! — заявляет Пиннеберг и указывает на него пальцем. В голосе его звучит гнев.

— Из гарнитура? Из спального гарнитура? — спрашивает продавец, до него только сейчас дошел смысл сказанного. — К сожалению, мы не можем продать отдельный предмет из целого гарнитура. Цена разрозненному гарнитуру уже не та. Но у нас есть? очень красивые туалеты.

Пиннеберг делает движение.

Продавец спешит его заверить:

— Почти точно такие же. Может быть, вы все-таки взглянете? Только взгляните!

— Пф-ф! — презрительно фыркает Пиннеберг и осматривается. — Я полагаю, у вас своя мебельная мастерская?

— Как вы сказали? — испуганно переспрашивает продавец.

— Ну так вот: если у вас есть мастерская, почему вам не сделать еще такой же туалетный столик. Я хочу именно этот, вы меня поняли? Значит, сделайте такой же. Или не продавайте этот, как вам будет угодно. Есть столько магазинов, где вас прилично обслуживают…

Произнося такие слова и возбуждаясь от них все больше и больше, Пиннеберг в душе чувствует, что он свинья, что он ведет себя так же по-хамски, как самые хамоватые его покупатели. Что он по-свински обращается с пожилым, сбитым с толку, озадаченным продавцом. Но иначе он не может, он зол на весь мир, к черту всех, всех к черту! Но, к сожалению, здесь только пожилой продавец.

— Простите, одну минуту, — бормочет тот. — Я сейчас спрошу хозяина…

Он исчезает, и Пиннеберг смотрит ему вслед с горечью и презрением. «Почему я такой? — думает он. — Надо было взять с собой Овечку, — думает он. — Овечка не бывает такой, — думает он. — Почему она не бывает такой? — размышляет он. — Ей ведь тоже не легко».

Продавец возвращается.

— Вы можете купить туалет, — говорит он. Тон у него совсем другой. — Цена сто двадцать пять марок.

«Сто двадцать пять марок — это же безумие, — думает Пиннеберг. — Верно, вздули цену. Весь гарнитур стоит семьсот девяносто пять».

— По-моему, это слишком дорого, — говорит он.

— Это совсем недорого, — заявляет продавец. — Такое первоклассное зеркало одно пятьдесят марок стоит.

— А нельзя ли в рассрочку?..

Ах, гроза прошла, надо отстаивать кровные денежки. Пиннеберг присмирел, а продавец ударился в амбицию.

— О рассрочке и разговора быть не может, — с чувством собственного превосходства отвечает продавец и смотрит сверху вниз на Пиннеберга. — И то уже мы делаем вам большую любезность. Рассчитываем, что впоследствии вы у нас…

«Отказываться теперь поздно, — в отчаянии думает Пиннеберг. — Я такой тон задал! Если бы я не задал такого тона, можно было бы отказаться. Сущее безумие! Что скажет Овечка?»

А вслух он говорит:

— Хорошо. Я беру туалет. Пришлите мне его на дом сегодня.

— Сегодня? Никак нельзя. Уже четверть часа как рабочие кончили работу.

«Еще есть возможность отказаться, — думает Пиннеберг. — Сейчас можно было бы отказаться, если бы я не так задирал нос».

— Обязательно сегодня, — настаивает он. — Это подарок. Иначе это теряет смысл.

И при этом он думает, что сегодня придет Гейльбут и что будет очень хорошо, если его приятель увидит, какой подарок он сделал жене.

— Минуточку, — говорит продавец и снова исчезает.

«Хорошо бы он сказал, что сегодня никак нельзя, — размышляет Пиннеберг, — тогда бы я сказал, что очень сожалею, но в таком случае эго теряет всякий смысл. Надо будет тут же уйти». И он подходит поближе к двери.

— Хозяин говорит, что предоставит в ваше распоряжение ученика с ручной тележкой. Вам придется дать ему немного на чай, потому что рабочий день уже кончился.

— Ну что ж, — мямлит Пиннеберг.

— Туалет не тяжелый, — утешает продавец. — Вам только немножко подталкивать придется, мальчик справится. И за зеркалом последите. Хотя мы, конечно, его завернем…

— Хорошо, — говорит Пиннеберг. — Значит, сто двадцать пять марок.

К ОВЕЧКЕ ПРИХОДИТ ГОСТЬ. ОНА СМОТРИТСЯ В ЗЕРКАЛО. О ДЕНЬГАХ ВЕСЬ ВЕЧЕР НЕ ЗАГОВАРИВАЮТ.