"Час ночи.
"Спектакль, который я описал тебе, состоялся три дня тому назад.
"В течение этих трех дней она была весела, кротка, внимательна, одним словом, — прелестна. Она ни разу в эти дни не била своей негритянки и несколько раз спрашивала о твоем здоровьи, о том, кашляешь ли ты еще… А между тем, бог знает, как она не любит тебя… Я должен был догадаться, что она замышляет что-то.
"Сегодня, в девять часов утра, она вошла в мою комнату. В девять часов!.. Она никогда не бывала дома в эти часы… Она подошла ко мне и с улыбкой сказала:
"- Девять часов!
"И затем, принимая серьезный вид, торжественно произнесла:
"- Друг мой, я обманывала вас. Когда мы встречались, я не была свободна. Я принадлежала человеку, которому обязана роскошью моей обстановки, комфортом, возможностью вести праздную жизнь, — всем, чем пользуюсь в настоящее время.
"Я говорил тебе, Жак, что под всем этим кроется постыдная тайна.
"- С того дня, как я встретилась с вами, эта связь стала мне ненавистной… Я не призналась вам раньше во всем только потому, что знала, как вы горды, знала, что вы не согласитесь делить меня с другим… Я не порвала до сих пор этой связи потому, что мне тяжело было отказаться от обеспеченной, роскошной жизни, для которой я создана… Но я не могу более жить этой жизнью… Эта ложь тяготит меня, ежедневный обман сводит меня с ума… И, если вы не отвергнете меня после этого признания, я готова бросить все, жить с вами в углу, где хотите…
"Последние слова она произнесла шопотом, так близко от меня, что ее губы почти касались моих губ…
"Но у меня все-таки хватило мужества ответить ей — и даже очень сухо, — что я беден, что я не зарабатываю ничего, что Жак содержит меня, и что я не могу заставить Жака содержать и ее.
"Она откинула голову с торжествующим выражением лица.
"- А если бы я нашла для нас возможность честно зарабатывать хлеб, не расставаясь?
"И с этими словами она вынула из кармана какой-то исписанный лист гербовой бумаги и принялась читать его… Это был ангажемент для нас при одном маленьком театре на окраинах Парижа; ей назначалось сто франков в месяц, мне — пятьдесят. Все было готово, оставалось только подписать.
"Я с ужасом смотрел на нее. Я чувствовал, что она влечет меня в бездну, и боялся одного, — что у меня не хватит сил противостоять ей… Окончив чтение контракта, она с лихорадочным возбуждением заговорила о преимуществах жизни актеров, о славной жизни, которую мы будем вести вдали от света, независимые, свободные, отдаваясь только искусству и нашей любви.
"Она говорила слишком много; это была ошибка. Я успел притти в себя, вызвать пред собой образ моей матери — Жака, — и, когда она кончила свою речь, я очень холодно ответил:
"- Я не хочу быть актером…
"Она не удовлетворилась этим ответом и стала горячо отстаивать свою мысль.
"Но она напрасно тратила свое красноречие… На все ее доводы я отвечал:
"- Я не хочу быть актером…
"Она начинала терять терпение.
"- Значит, — спросила она, бледнея, — вы предпочитаете, чтобы я попрежнему ежедневно отправлялась туда от восьми до десяти утра, и чтобы все вообще оставалось попрежнему?
"- Я ничего не предпочитаю, — ответил я менее хладнокровно. — Я очень одобряю ваше желание зарабатывать свой хлеб, не принимая его от этого господина, у которого вы бываете от восьми до десяти утра… Я только повторяю вам, что не чувствую в себе ни малейшего призвания к сцене и потому не намерен стать актером.
"Она окончательно вышла из себя.
"- Вот как! Ты не хочешь быть актером… Чем же ты хочешь быть?.. Ты, может быть, считаешь себя поэтом?.. Поэтом!.. Да у тебя нет ни малейшего дарования, бедный безумец!.. Считать себя поэтом, потому что напечатал несчастную книжонку, которой никто не покупает!.. Но твоя книга совершенная бессмыслица, несчастный! Все говорят это… В течение двух месяцев продан всего один экземпляр — тот, который куплен мною. Ты — поэт! Какой вздор!.. Только брат твой может считать тебя поэтом, этот наивный чудак!.. Какие письма он пишет, боже!.. Можно умереть со смеха, читая его рассуждения о Густаве Планше… Он убивает себя непосильным трудом, чтобы содержать тебя, а ты… ты… что ты в сущности делаешь? Ты удовлетворяешься тем, что у тебя типичное лицо, одеваешься турком и думаешь, что в этом все… Но предупреждаю тебя, что с некоторого времени ты теряешь эту типичность, теряешь… да, ты подурнел, ты безобразен теперь. Вот, посмотри на себя… Я убеждена в том, что твоя лавочница, Пьерота, не захочет теперь тебя… А, в сущности, вы были точно созданы друг для друга… Вы оба рождены для того, чтобы продавать посуду в Сомонском пассаже. Это приятнее, чем быть актером…
"Она положительно задыхалась. Ты, вероятно, никогда не видел такого припадка исступления. Я смотрел на нее, не говорящий слова. Когда она остановилась, я подошел к ней — я дрожал всем телом — и совершенно спокойно сказал ей;
" — Я не хочу быть актером.
"С этими словами я подошел к двери и, широко раскрывая ее, жестом пригласил ее выйти.
" — Вы хотите, чтобы я ушла? — спросила она со смехом. — О, я не скоро уйду… Мне еще многое надо сказать вам.
"Тут я не выдержал. Кровь бросилась мне в лицо. Я схватил кочергу у камина и бросился на гостью… Она быстро скрылась… В эту минуту я понимал испанца Пахеко.
"Вслед за ее уходом я схватил шляпу и сошел вниз. Я бегал весь день, взад и вперед, точно угорелый… О, Жак, если бы ты был со мною!.. Была минута, когда мне хотелось пойти к Пьероту, броситься к его ногам, просить прощения у Черных Глаз. Я дошел до дверей магазина, но я не смел войти… Я не был там два месяца. Мне писали — я не отвечал. Ко мне приходили — я прятался. Я знал, что они не простят меня… Пьерот сидел у конторки. Он казался очень печальным… Я постоял немного у витрины, глядя на него, и затем убежал, рыдая.
"С наступлением ночи я вернулся к себе. Я долго плакал у окна, а затем принялся писать тебе. Я буду писать всю ночь. Мне кажется, что ты тут со мною, что я разговариваю с тобой, и это успокаивает меня.
"Что за чудовище эта женщина! Как она была уверена во мне! Она считала меня своей игрушкой, своей вещью!.. Подумай только! Тащить меня за собой на сцену загородного театра!.. Жак, скажи, что мне делать?.. Я скучаю, я страдаю… Она сделала мне ужасное зло; я потерял веру в себя, я сомневаюсь, боюсь. Что мне делать?.. работать?.. Увы! она права — я не поэт, моя книга не пошла… И чем ты расплатишься в типографии?..
"Вся моя жизнь загублена. Я не вижу ничего впереди. Мрак окружает меня… Есть роковые имена. Ее зовут Ирма Борель. У нас Борель значит палач… Ирма — палач!.. Как это имя идет к ней!.. Мне хотелось бы переехать, эта комната стала ненавистна мне… Я рискую встретить ее на лестнице… Но будь спокоен, Жак. Если она когда-нибудь явится ко мне… Но она не явится. Она уже успела забыть обо мне, — артисты утешат ее…
"О, боже! что я слышу?.. Жак, брат мой, это она… да, она. Она идет сюда, я узнаю ее шаги… Она тут, возле меня… я слышу ее дыхание…
"Ее глаз смотрит на меня в замочную скважину, он жжет меня, он…"