Маленький человек (История одного ребенка)

Сарланд — небольшой город в Севенских горах, построенный на дне котловины, окруженный горами, как высокой стеной. Когда солнце проникает в котловину, она представляет раскаленную печь, когда же дует северный ветер, — ледник…

В вечер моего приезда северный ветер дул с утра, и, хотя это было весною, Маленький Человек, сидя на империале дилижанса, чувствовал, как холод пробирает его до костей.

Улицы были пустынны и темны… На большой площади несколько человек дожидались дилижанса, расхаживая взад и вперед перед плохо освещенной конторой.

Выйдя из дилижанса, я немедленно, не теряя времени, отправился в коллеж. Я торопился вступить в должность.

До коллежа было недалеко. Пройдя две или три пустынных улицы, человек, несший мой чемодан, остановился перед большим домом, в котором, казалось, все давно вымерло…

— Вот здесь, — сказал он, приподнимая тяжелый молоток у дверей.

Молоток тяжело упал… Дверь отворилась, и мы вошли.

Я остановился в сенях, в темноте. Носильщик поставил на пол мой чемодан и, получив деньги, быстро удалился… Тяжелая дверь грузно захлопнулась за ним… Вслед затем ко мне подошел заспанный привратник с большим фонарем в руке.

— Вы, вероятно, новичок? — спросил он меня сонным голосом.

Он принимал меня за ученика.

— Я вовсе не ученик, — сказал я ему. — Я прислан сюда учителем коллежа. Проводите меня к директору.

Привратник казался удивленным. Он приподнял шапку и пригласил меня в свою комнату.

— Директор, — объяснил он, — в церкви с учениками и повидаться с ним можно будет после вечерни.

В комнате привратника кончали ужинать. За столом перед стаканом водки сидел красивый, веселый малый с белокурыми усами рядом с маленькой худощавой женщиной болезненного вида и желтой, как лимон, закутанной в полинялую шаль.

— Кто это, Касань? — спросил человек с усами.

— Это новый учитель, — отвечал привратник, указывая на меня… — Они так малы ростом, что я, признаюсь, принял их за ученика.

— Дело в том, — сказал усач, разглядывая меня, — что у нас тут есть ученики больше вас ростом и даже старше вас… Вельвон старший, например.

— И Круза, — добавил привратник.

— И Субейроль, — скавала женщина.

Затем они стали говорить вполголоса, уткнув носы в стаканы с отвратительной водкой и искоса поглядывая на меня… С улицы доносилось завывание северного ветра, слышались крикливые голоса учеников, девших в церкви.

Наконец, раздался звон колокола, и в коридорах поднялся страшный шум…

— Служба кончилась, — сказал Касань, вставая, — теперь отправимся к директору.

Он взял фонарь, и я последовал за ним.

Здание коллежа показалось мне необъятным… Бесконечные коридоры, обширные передние, широкие лестницы с железными узорчатыми перилами… все старое, потемневшее, закоптелое… Привратник сообщил мне, что до революции 1789 года в этом доме помещалось морское училище, в котором было до восьмисот учеников, принадлежавших к высшей знати.

Пока он давал мне эти сведения, мы подошли к кабинету директора. Касань толкнул слегка двойную, обитую клеенкой дверь и два раза постучался в нее.

— Войдите, — сказал голос из кабинета, и мы вошли.

Это была большая комната, обитая зелеными обоями. В глубине, за длинным столом директор писал что-то при слабом свете лампы с низко опущенным абажуром.

— Господин директор, — сказал привратник, толкая меня вперед, — вот новый учитель, который назначен на место господина Серьера.

— Хорошо, — произнес директор, не поднимаясь со стула.

Привратник поклонился и вышел. Я стоял посреди комнаты, вертя шляпу в руках.

Наконец, кончив писать, директор обернулся ко мне, и я мог разглядеть его маленькое, бледное, худощавое лицо с бесцветными глазами. Чтобы лучше рассмотреть меня, он приподнял абажур лампы и надел пенснэ.

— Да ведь это еще ребенок! — воскликнул он, подскочив на кресле. — Что я буду делать с ребенком?

Страх овладел Маленьким Человеком при этих словах. Он уже видел себя выброшенным на улицу, без всяких средств… Он едва мог пробормотать два-три слова и передать директору рекомендательное письмо.

Директор взял письмо, прочел его, сложил, затем снова развернул, перечел и, наконец, сказал, что, благодаря особенной рекомендации ректора и из уважения к моей почтенной семье, он соглашается принять меня на службу, несмотря на то, что молодость моя пугает его. Затем он пустился в длинные рассуждения о важности моих новых обязанностей. Но я уже не слушал его. Для меня важнее всего было то, что меня приняли… Да, приняли, и я был счастлив, безумно счастлив. Если бы у директора была тысяча рук, я готов был перецеловать их все.

Страшное бряцанье железа остановило мои излияния. Я быстро оглянулся и очутился лицом к лицу с субъектом очень высокого роста с рыжими бакенбардами, неслышно вошедшим в комнату. Это был инспектор коллежа.

Склонив голову на плечо, наподобие распятого Христа, он смотрел на меня с ласковой улыбкой, потряхивая связкой ключей всевозможных размеров, висевших на его указательном пальце. Эта улыбка расположила бы меня к нему, — но ключи бренчали так грозно — «дзинь! дзинь! дзинь!», что я почувствовал страх к нему.