Читаем Маленький человек (История одного ребенка) полностью

Я не мог оставаться долее, я слишком сильно страдал. Не заботясь о том, увидит ли меня кто-нибудь, я пустился бегом. Одним прыжком я был у калитки сада и, выйдя на поляну, полетел вперед, как угорелый.

Наступила ночь, тихая, безмолвная ночь. Бесконечное, покрытое снегом поле наводило в этой полутьме глубокую тоску.

Я бежал некоторое время, не останавливаясь, как раненый зверь. Я чувствовал, что погиб. Где достать денег? Как уйти отсюда? Как добраться до Жака? Если бы даже я донес теперь на Роже, я не добился бы ничего… Он стал бы нагло отрицать все, так как Цецилия уехала.

Наконец, обессиленный ходьбой и отчаянием, я упал на снег, у ствола каштанового дерева. Я, вероятно, остался бы тут до утра, рыдая и предаваясь отчаянию, как вдруг по направлению Сарланда раздался колокол. Это был колокол коллежа. Этот колокол призвал меня к жизни. Я должен был итти наблюдать за играми детей во время рекреации, в гимнастическом зале… Когда я вспомнил о зале, новая мысль осенила меня. Я осушил слезы и почувствовал себя мгновенно сильнее и спокойнее. Я встал и с видом человека, только что принявшего непоколебимое решение, пошел по направлению к Сарланду.

Если ты желаешь знать, читатель, какое решение принял Маленький Человек, последуй за ним в Сарланд по этой большой белой равнине, по темным, грязным улицам до ворот коллежа; войди с ним в гимнастический зал и обрати внимание на то, с каким странным упорством он смотрит на огромное железное кольцо, которое раскачивается посреди комнаты; войди с ним в класс после рекреации, поднимись на кафедру и прочти грустное письмо, которое он строчит среди шума бушующих детей.

«Господину Жаку Эйсету.

Улица Бонапарта. Париж.

„Прости мне, дорогой Жак, ту боль, которую я причиню тебе. Я еще раз заставлю тебя заплакать, тебя, переставшего уже плакать. Но зато это будет в последний раз. Когда ты получишь это письмо, твоего Даниеля не будет в живых…“

Тут шум в классе усиливается. Маленький Человек останавливается, делает замечания направо и налево спокойно, не выходя из себя. Потом он опять принимается писать.

„Видишь ли, дорогой Жак, я был очень несчастен. Мне не оставалось ничего другого, как лишить себя жизни. Будущее мое загублено — меня выгнали из коллежа! Выгнали из-за истории с женщиной… Кроме того, я наделал долгов… Я не работаю, скучаю, стыжусь самого себя… Жизнь пугает меня, и я предпочитаю покончить с собой…“

Маленький Человек опять вынужден остановиться:

— Пятьсот стихов Субейролю! Фок и Лупи остаются на воскресенье в коллеже!

Затем он возвращается к письму.

"Прощай, Жак! Мне хотелось бы еще многое сказать тебе, но я чувствую, что расплачусь, а ученики смотрят на меня. Скажи матери, что я свалился со скалы на прогулке или что утонул, катаясь на коньках, — одним словом, сочини какую-нибудь историю. Но пусть она никогда не узнает истины!.. Обними ее за меня, мою дорогую мать, обними также отца и постарайся в близком будущем восстановить домашний очаг… Прощай! Люблю тебя…

Не забывай

Даниеля".

Окончив это письмо, Маленький Человек начинает другое:

"Господин аббат! Прошу вас доставить моему брату Жаку прилагаемое письмо. Вместе с тем прошу также отрезать прядь моих волос для моей матери.

"Простите неприятность, которую причиняю вам. Я лишаю себя жизни потому, что был слишком несчастен. Вы один, господин аббат, были всегда добры ко мне. Благодарю вас.

Даниель Эйсет".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза