Маленький человек из Архангельска

— Господин Мильк, вы поддерживаете обширную заграничную переписку.

Неужели они допросили и почтальона? Кого еще?

— Я филателист.

— Из-за этого у вас такая обширная переписка?

— Если учесть мой метод работы, да.

Иона хотел объяснить, как он коллекционирует, рассказать о том, как среди огромного количества марок, приходящих со всех концов света, отыскивает редкие экземпляры, ускользнувшие от взгляда коллег.

— Ну ладно! — повторил комиссар, который, казалось, спешил покончить со всем этим. Тем не менее он продолжал:

— Какие у вас отношения с соседями?

— Хорошие. Очень хорошие. То есть, были до недавнего времени.

— А что произошло недавно?

— Меня стали избегать.

— Насколько мне известно, к вам приходил ваш шурин Альфред Палестри, попросту Фредо.

— Да.

— Что вы о нем думаете?

Иона промолчал.

— У вас с ним плохие отношения?

— Мне кажется, он меня не любит.

— Почему?

— По-моему, ему не нравится, что я женился на его сестре.

— А ваш тесть?

— Не знаю.

— Кажется, они оба были против вашей женитьбы.

Если не ошибаюсь, в то время Джина работала у вас? — глянув в записи, задал следующий вопрос комиссар.

— Я ее нанял как прислугу.

— Она спала у вас в доме?

— Нет.

— Вы были с ней в интимных отношениях?

— Только после женитьбы.

— А прежде вам не приходило в голову обзавестись семьей?

— Нет.

Так оно и было. Раньше он не думал об этом.

— Теперь я должен задать вам нескромный вопрос — можете на него не отвечать. Как же вы обходились? — И так как Иона не понял, комиссару пришлось уточнить:

— У мужчины есть потребности…

До войны недалеко от мэрии на улице По-де-Фер существовал публичный дом, который Иона регулярно посещал. Потом новые законы заставили его на некоторое время отказаться от подобных визитов, однако позже неподалеку от вокзала он нашел улицу, где по вечерам вблизи небольшой гостиницы всегда прогуливалось несколько девиц. И раз уж его вынуждали обнажиться до последней степени, он рассказал и об этом.

— Судя по вашим заявлениям, вы не ревновали жену.

— Я этого не говорил. Я сказал, что не подавал вида.

— Понятно. Значит, все же ревновали?

— Да.

— Что бы вы сделали, застав ее в объятиях мужчины?

— Ничего.

— И не разозлились бы?

— Мне было бы больно.

— Но вы не прибегли бы к насилию ни по отношению к ней, ни к ее партнеру?

— Конечно, нет.

— Она знала об этом?

— Должно быть.

— И пользовалась этим?

Ему захотелось ответить: «Но ведь все это у вас там написано!» Однако если на него подействовали даже расспросы инспектора Баскена, который разговаривал с ним в лавке с непринужденностью обычного посетителя, то здесь, в официальной обстановке, он чувствовал себя гораздо хуже — как будто с него сдирали кожу. В его голове еще звучали слова и целые фразы; ему пришлось сделать усилие, чтобы понять, о чем его спрашивают.

— Вы никогда ей не угрожали?

— Чем? — вздрогнул Иона.

— Не знаю. Вы никогда не произносили угроз в ее адрес?

— Да нет же! Мне бы и в голову не пришло.

— Даже во время семейных сцен или в состоянии опьянения?

— У нас никогда не было семейных сцен, и вам должно быть известно, что я не пью ничего, кроме кофе.

Комиссар долго раскуривал трубку, потом, держа очки в руке, откинулся на спинку кресла.

— В таком случае чем вы объясните, что ваша жена вас боялась?

— Простите? — Ионе показалось, что он ослышался.

— Я говорю, что она вас боялась.

— Джина?

— Да, ваша жена.

Иона вскочил. Он едва выговаривал слова, беспорядочно срывавшиеся у него с губ.

— Но, господин комиссар, она никогда меня не боялась… Чего?.. Когда она возвращалась, я наоборот…

— Сядьте.

Иона стиснул руки. Что за бессмыслица! Неужели один из его ночных кошмаров стал явью?

— Боялась меня? — повторял он. — Меня?

Кто мог его бояться? Никто — даже бродячие собаки и коты с рынка. Он же самое безобидное существо на свете! Тем временем комиссар надел очки, заглянув в донесение и что-то отчеркнул ногтем.

— Ваша жена неоднократно заявляла, что вы когда-нибудь ее убьете.

— Когда? Кому? Это невозможно!

— В настоящее время я не могу сообщить вам, кому она делала эти признания, но уверяю вас, она их делала, и не одному человеку.

Иона сдался. Это уже слишком. Это перешло всякие границы. От него отвернулись соседи, и он, сжав зубы, Стерпел. Но чтобы Джина…

— Послушайте, господин комиссар… — В последнем приливе энергии он умоляюще протянул руки. — Если она меня боялась, то почему…

Зачем? К тому же у него не хватало слов. Он забыл, что хотел сказать. Это уже не важно. Боялась его!

— Успокойтесь. Говорю еще раз: я ни в чем вас не обвиняю. Идет расследование по факту исчезновения вашей жены, и мой долг ничего не упустить, выслушать всех свидетелей.

Иона машинально кивнул.

— Дело в том, что в то утро, когда исчезла ваша жена, вы по неизвестным причинам солгали.

Иона не протестовал, как было в разговоре с инспектором Баскеном.

— Боялась меня! — повторял он с болезненным упорством.

— К сожалению, это дало почву для определенных комментариев.

Иона все кивал.

— Я лишь хочу с вашей помощью прояснить ситуацию.

Лицо и фигура комиссара внезапно затуманились, и Иона почувствовал, что его пронизала слабость, какой он еще никогда не испытывал.