Прочитав это обещание, выписанное огромными изумрудно-зелеными буквами на фанере, Виктор потянул Жозефа к павильону, в котором исчезли объекты наблюдения, и вскоре сыщики-любители уже сидели в лодке. Как только мелочь перекочевала из их карманов в кулак владельца аттракционов, лодка неспешно двинулась по реке, оказавшейся жалким ручьем, в темный проем павильона.
— Да будьте же милосердны, я не умею плавать! — запоздало возмутился Жозеф.
— Друг мой, ручей тут для красоты, наш броненосец катится по рельсам. Главное, не упустите из виду тех двоих, мало ли что они замышляют.
Вторая лодка пока оставалась в пределах видимости, Виктор даже различал огненную шевелюру Паже, норовившую избавиться и от оков бриллиантина, и от соломенной шляпы, а рядом с ней маячил котелок Бруссара.
— Батюшки, туннель, этого еще не хватало! — проворчал Жозеф.
Вокруг теперь царила тьма, и из тьмы со всех сторон вдруг зазвучали девичьи голоса: «Ми-илый, где же ты? Иди к нам!» Но медоточивые сирены тщетно пытались за четыре су заманить в свои сети сыщиков-любителей.
— Я бы с удовольствием, мадемуазель… или мадам, пардон, я вас не вижу… да только ваш остров — это чернильница какая-то, а я чернилам только одно применение нахожу — для литературного творчества.
— Боже мой, да замолчите вы! — зашипел на Жозефа Виктор. — Разговаривать еще с этими…
— Где ваша вежливость? Мне сделали предложение — я от него изящно отказался.
Дальше стало посветлее, лодка подплыла к понтону, и зловещего вида пират — настоящий висельник, — бесцеремонно схватив путешественников за руки, выдернул обоих из лодки.
— Ну и зверюга! У меня ж синяки останутся!
— Жозеф, скорее, они вошли в лабиринт!
— Вы это называете лабиринтом? Вот эту кучу досок, похожую на строительные леса?
На очередной фанерке полыхали алые буквы, теперь это было предупреждение:
— И как же, с вашего позволения, тут отмечать дорогу? — пропыхтел Жозеф, с трудом поспевая за Виктором. — Я вам не Мальчик-с-пальчик, нет у меня ни хлебных крошек, ни камешков. А вы, между прочим, мне даже картошку-фри купить не дали!
Как ни старался он не отставать от Виктора, вскоре потерял его из виду и очутился один-одинешенек посреди тесного прохода, по сторонам которого тянулся глухой дощатый забор, размалеванный разноцветными красками.
— Эй! Кто-нибудь!
В голове вдруг сделалось пусто, но Жозеф, не теряя надежды, что стоит свернуть за угол в конце прохода — и одиночеству придет конец, устремился вперед. Надежда в некотором смысле оправдалась: он обрел целую толпу в виде ополоумевшей от долгого блуждания по лабиринту дамочки, двух хнычущих девочек и старика с моноклем, немедленно уставившегося на него с подозрением. Но Виктора среди них не было.
«Черт! Куда он подевался?» — совсем растерялся Жозеф.
А Виктор тем временем пребывал в бешенстве — еще бы, ему приходится разыскивать зятя, который исчез в неизвестном направлении, а Паже и Бруссар, оторвавшись от погони, где-то проворачивают черные делишки!
Так, читая угрозы и издевки на фанерках, начертанные теми же крупными буквами, что и на вывеске, например:
или:
они — Виктор и Жозеф — через параллельные выходы вырвались на свежий воздух и тотчас бросились друг к другу одновременно с облегчением и негодованием.
— Вы что, смерти моей желаете?! — возопил Жозеф.
— Из-за вас они уже потерялись в толпе! — взревел Виктор, пытаясь перекричать ярмарочный шум.
Но тут их внимание отвлекли.
— Благородные рыцари, призываем вас сразиться с привидениями и темными личностями, коих мы замуровали в зловещем узилище! Они уже поджидают вас, готовятся к битве, в каковой вы либо голову сложите, либо одержите победу, коли у вас достанет мужества и доблести! Решитесь ли вы избавить мир от козней сатанинских сил? Или же в страхе сбежите, ничтожества этакие, поелику не владеете ни сердцем отважным, ни пятнадцатью су, потребными для участия в славной баталии?
Человек, все это громогласно изрекавший, стоял перед павильоном с фасадом из папье-маше, который какой-то безумный гений изрисовал плодами своих фантазий. По высоте полета творческой мысли композиция превосходила самые смелые деяния современных живописцев. В центре ее изображен был монстр о двух головах, и у каждой клыки свисали аж до локтей.
— Ну же, цыпа моя, идем туда, печенкой чую: будет весело! Позабавимся похлеще, чем в павильоне укротительницы блох! — уговаривал подружку молодой солдатик в увольнительной.