К вечеру ему стало легче, и, ориентируясь по высившейся над деревьями телевышке, Лютый побрёл прочь от города, в сторону дачного посёлка, где надеялся раздобыть еды. Плутая по лесу, он ходил кругами, сбиваясь с намеченного пути, в глазах двоилось, так что телевышка виднелась то справа, то слева, и Лютый, окончательно заблудившись, опять вышел к городу.
Двое подростков спрятались за гаражами, один, перетянув жгутом руку, неумело шарил по венам. Ещё пару месяцев назад Лютый прошёл бы, опустив голову, но сейчас, подняв булыжник, двинулся к мальчишкам.
— А ну, брось шприц! — закричал он, и ребята, увидев заросшего бомжа, замахивающегося на них камнем, бросились в разные стороны. — Ещё раз увижу, убью-ю-ю! — пронеслось над гаражами.
Лютый вспомнил подростка, ночевавшего в его подъезде. Лютый тогда был в отпуске, который уже много лет проводил у телевизора, считая дни до выхода на службу.
По привычке он проснулся ни свет ни заря, опережая звонок будильника, но идти было некуда, и Савелий валялся в постели, прислушиваясь к шуму на улице. В гомоне, доносившемся со двора, он узнал визгливые нотки жены, требовавшей вызвать полицию, и, выглянув в окно, разглядел собравшихся соседей.
Натянув брюки, Лютый вышел на лестничную клетку. Споры были слышны и здесь.
— Лежит в проходе, так что пройти невозможно!
— Приходится переступать!
— Давно пора поставить замок, а то все наркоманы у нас собираются. Притон из подъезда устроили!
Кто-то крикнул, что участковый будет с минуты на минуту, и люди стали расходиться. Хлопнула входная дверь, бормоча проклятья, старуха со второго этажа поднималась по лестнице, тяжело дыша.
— Сейчас заберут голубчика! — торжествующе сказала она соседке, высунувшей нос из-за двери.
— Житья от них нет, — покачала та головой, поправляя сбившийся вдовий платок. — Скорей бы поумирали.
Свесившись через перила, Лютый увидел свернувшегося на полу подростка и, перепрыгивая через две ступеньки, сбежал вниз. Парень лежал с открытыми глазами, уставившись в одну точку, и его застывшее, сведённое судорогой лицо напоминало театральную маску. Лютый похлопал его по щекам, попробовал поднять, и наркоман, вцепившись ему в плечо, послушно встал.
Удивляясь собственной решительности, Лютый втащил парня в квартиру, закрыв дверь на все замки. Жена была на работе, дочь ушла в школу, и до самого вечера он был предоставлен самому себе.
Лютый положил парнишку на кровать, раздел его, бросив грязную одежду в стиральную машинку. От его волос несло ацетоном, лицо было землистого цвета, а глаза застыли, словно стеклянные, и Лютый хотел вызвать «скорую», но не успел снять трубку, как парень, подволакивая ногу, вышел на кухню.
— Т-т-тебя как зовут? — спросил Лютый, взяв его за подбородок.
— К-к-костя, — передразнив его, ответил парень.
Не обидевшись, Лютый протянул ему чашку с водой.
— Родители зн-а-ают, что ты «н-нюхаешь»?
— Они умерли.
Костя приподнял крышку сковородки и, свернув пригоревшую яичницу трубочкой, засунул в рот.
— В п-п-приюте ж-живёшь?
— Нет, на улице. В приют меня не взяли: мне уже скоро восемнадцать.
Лютый удивился: парнишка выглядел на тринадцать, он был невысокого роста и болезненно худой.
— Нельзя-я же ж-жить на улице, — сказал Лютый, нарезая хлеб.
— А где жить? Через пару месяцев дадут комнату в общаге. Не сдохну, я на помойках ем, там всего полно.
Лютый смотрел, как мальчишка набивает рот хлебом, будто боясь, что отнимут, и ему стало не по себе. Притворившись, что в глаз попала соринка, он смахнул навернувшуюся слезу.
В дверь позвонили. Приложив палец ко рту, Лютый сделал знак не шуметь и, приглаживая взлохмаченные волосы, пошёл открывать.
— Наркоман у вас спал, звонок поступил, — без приветствия пролаял участковый.
— К-к-кто? — заикаясь, переспросил Лютый.
— Извините за беспокойство, — откланялся полицейский, утопив кнопку звонка у соседней двери.
Когда Лютый вернулся на кухню, парнишка проворно обыскивал шкафы, заглядывая в банки с крупами. Опустив голову, Костя захлюпал носом:
— Простите, дяденька, я больше не буду. Я ж только на помойке ем, а есть хочется.
Лютый смутился и, не находя слов, обнял парня за плечи, а он продолжал всхлипывать, растирая слёзы кулаком:
— Ну, ничего, у меня комната будет, я тогда другую жизнь начну!
Пока Лютый отглаживал выстиранную одежду шипящим утюгом, чтобы скорее просохла, Костя, осматриваясь, бродил по квартире. Лютый боялся, что пропадёт какая-нибудь безделушка, из-за которой жена устроит скандал, и потому, отставляя утюг, приглядывал за ним, но Костя всё же умудрился стянуть пару колец из шкатулки.
Провожая его, Лютый дал пакет с продуктами и пару свитеров, взяв с Кости обещание, что он придёт завтра днём.
Но Костя не пришёл. Лютый бродил вечерами по подъездам, заглядывал в незапертые подвалы, выглядывал из окна. Он боялся, что Костя, перепутав, появится в выходной день или вечером, когда жена с дочерью будут дома, но мальчишка пропал.
И когда Лютый уже забыл о Косте, вдруг встретил его на улице с родителями. У его матери было одутловатое, красное лицо спивающейся женщины, а отец напоминал живого мертвеца.