Маленький человек

— Я не знаю, что с ней стало, и почти не помню её лица. В воспоминаниях она сливается с нянечкой из приюта, и даже не могу сказать, какого цвета были её глаза. В детском доме мы жили по десять человек в комнате, спали вдвоём на кровати. Нас кормили кашами и супом, безвкусным, как вода. Одна радость — «гуманитарка». Финны привозили вещи и продукты, мы наедались конфетами, так что после их приезда весь детдом валялся с больными животами. Слонялись по улице, стреляя мелочь и сигареты, и никому не было до нас дела. Обычные дети с нами не играли, обходили стороной. Если какая-нибудь девчонка встречалась с обычным парнем, они прятались по подъездам. Он стеснялся показаться с ней, а она боялась, что детдомовцы поколотят чужака.

Лютый вспомнил бритых, чумазых ребят, сбившихся в стаю. Сирот можно было узнать по обжигающему взгляду исподлобья и импортной одёжке с чужого плеча. Она всегда была мятой и не по размеру, у кого-то рукава свисали до пяток, у другого не сходилась на груди куртка.

— Могила опекал нас, — поджала ноги к груди Севрюга, съёжившись от воспоминаний. — Из самых толковых и злых он собирал банду, и малолетних бандитов боялись больше, чем взрослых. А Саам разрешал мальчишкам звать себя папой, и за это они были готовы разорвать любого, на кого им укажут.

Когда дочь была маленькой, Лютый водил её на детскую площадку. Ржавая горка была повалена на бок, качели сломаны, а скамейки исписаны подростковыми признаниями. Вокруг валялись бутылки и мусор, из земли топорщились битые стёкла. Но Лютому нравилось приходить сюда, избегая людей, он всегда выбирал тихие, укромные места. На площадке стал появляться мальчишка в ярко-зелёном, девичьем комбинезоне. Он издали смотрел, как дочка возится в песочнице, но не решался подойти. Лютый протянул ему игрушку, и ребёнок, схватив её, спрятался за горку. На следующий день Лютый принёс шоколадку. Савелий стал выкраивать из копеечной зарплаты на гостинцы для мальчика, с которым скоро подружился. Ребёнок жаловался, что воспитательницы в приюте его избивают и морят голодом. Поначалу Лютый верил всему, что он говорил, но истории становились всё фантастичнее и противоречили одна другой. Лютый не сердился. Малышу хотелось, чтобы его пожалели, и он жалел.

И всё-таки наведался в детский дом.

— Вы хотите усыновить Лёню? — всплеснула руками заведующая.

Заикаясь от смущения, Лютый бормотал, что ещё не решился. Но его уже вели по длинному коридору, выкрашенному в бледно-розовый цвет. Дети хватали за руки, заглядывая в глаза, шептали: «Ты возьмёшь меня?» Маленькая девочка бежала следом, протягивая ему свою куклу, и Савелий чувствовал, как дети, замерев, смотрят ему вслед.

Лютому рассказали о родителях мальчика, которые познакомились в школе, а ребёнка сделали после уроков. У обоих появились семьи, так что они никогда не навещали Лёню, выбросив из памяти, как ненужную вещь, а встречая бритоголового мальчишку в городе, даже не знали, что это их сын. Савелию показали комнату, в которой жил мальчик, его школьный дневник, рисунки, и он уже жалел, что пришёл.

Заведующая привела Лёню, наряженного в смешные брючки, которые были ему длинны, так что мальчишка постоянно подворачивал их, чтобы не оступиться. Лёня, кусая ногти, смотрел на Лютого блестевшими глазами, и у него защипало в носу. Отвернувшись, он незаметно вытер глаза, твёрдо решив усыновить мальчика.

— А тех, кого усыновляли, не прощали, — словно читая его мысли, бубнила Севрюга. — Такие сразу становились изгоями, их били, с ними не разговаривали, а когда их забирали, плевали в след. Мне и самой казалось, что во всех моих несчастьях виновата девочка из моей комнаты, которую выбрали приёмные родители, и я ночью подожгла ей кудри, так что меня на несколько дней заперли в чулан.

Вечером Лютый выложил всё жене: стуча кулаком по столу, уговаривал, убеждал, грозил разводом. Но она только кусала бескровные губы, нервно теребя край скатерти. Василиса тайком слушала их разговор, прижавшись к двери, и никак не могла понять, радоваться ли, что у неё появится братик, или плакать. А утром Лютая отправилась в детский дом, обведя покусанные губы красной помадой и густо накрасив ресницы, которыми хлопала, будто в ладоши. Запершись в кабинете заведующей, она посыпала проклятьями и детей, и воспитателей, покрываясь пятнами от крика.

И мальчишка больше не появлялся на детской площадке. Столкнувшись с Лютым в магазине, заведующая сделала вид, что они не знакомы. А когда он, набравшись смелости, пришёл в детский дом, опустив глаза, тихо сказала ему: «Шёл бы ты отсюда!»

Лютый крепче прижал к себе Севрюгу, и его лицо горело, будто от пощёчин.

— А с девчонками бандиты гуляли. Женились, — продолжала девушка. — Саам мне тоже обещал. Я ведь была такая красивая! Но потом прогнал.

Лютый достал свёрток, который дала ему старуха-саамка. Разломив пополам жирный, заплаканный сыр, он протянул ломоть Севрюге.