Маленький человек

Споткнувшись, женщина упала и, с остервенением стянув сапоги, оторвала сломавшийся каблук. Жена была так близко, что Лютый мог протянуть руку и погладить ножку, обтянутую чёрным капроном. Он подумал, что двадцать лет прожил с женщиной, которую едва знал. Супруги — всегда случайные попутчики, но они с женой ехали в разных поездах.

— Как сквозь землю провалился! — сплюнул Саам, присев на поваленное дерево.

— Может, не он? — с сомнением сказал один из бандитов, стоявший в двух шагах от норы, где прятался Лютый.

Саам не ответил, зло сверкнув глазами.

— Долго он в лесу не протянет, — плаксиво протянула Лютая. — Пару дней пошляется и сдастся. Карауль его у отделения — не прогадаешь. Куда ещё ему идти? Ни друзей, ни родственников.

Лютого искали до темноты, кружа вокруг, разбредаясь по лесу и вновь возвращаясь к тому месту, где последний раз видели его, и Савелий до крови кусал кулак, чтобы не уснуть. Его душил кашель, дравший горло, словно когтистой лапой, и он задыхался, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не выдать себя.

— Если в первом акте ружьё выстрелило, значит, в третьем оно должно висеть на стене, — кричал вдалеке Саам. — Ищите, и без Лютого не возвращайтесь!

От оврага тянуло холодом, у воды клубился туман, который, словно кошка, лез под свитер и сворачивался на груди, так что Савелию казалось, будто на него опустили холодную могильную плиту.

Летняя веранда «Трёх лимонов» была оцеплена, повсюду стояли патрульные, отгонявшие любопытных прохожих. Целый день на площадь шли горожане, чтобы хоть издали взглянуть на то место, где убили Могилу, не веря, что это случилось. Бандиты стреляли по прохожим злыми глазами, и люди пытались придать лицам скорбное выражение, пряча улыбки под прижатыми к губам платками.

А бандиты, скалясь, проводили рукой по карманам, ощупывая ножи.

— Живёшь — пресмыкаются, умрёшь — радуются.

— Гнилой народец, болотистый.

В баре было темно и тихо, окна зашторены, на лампы наброшены салфетки, чтобы приглушить свет, а официантки шептались, не решаясь говорить громко. Саам горбился за столиком, ковыряя вилкой в отбивной, и спиной чувствовал взгляды, которые щипали и кололи его. Бандиты замерли, выжидая, как поведёт себя новый главарь, но Саам обдавал их молчанием, словно кипятком. Первое, что он должен был сделать, — расправиться с Савелием Лютым, пристрелившим Могилу, но тот как сквозь землю провалился. Саам пережёвывал гнетущие мысли вместе с куском мяса, и у него щекотало подмышками от появившегося сомнения, видел ли он Лютого за гаражами или тот померещился ему.

Коротышка хотел позабавить Саама, вытащив из рукава пару анекдотов, которые рассказывал в лицах, но бандит оттолкнул его ногой, и калека замер в углу, испуганно глядя на нового главаря. Саам скривился, и Коротышка прочитал в складках на его лбу свою судьбу. На лице калеки проступила усталость, и он осунулся, словно за пару минут постарел на несколько лет.

В бар вошёл полковник Требенько и, озираясь по сторонам, опустился за столик к Сааму. Оба долгое время сидели молча, разглядывая узор на салфетках и не решаясь заговорить о Савелии Лютом.

— Был у меня знакомый, отчаянный парень, — начал вдруг Саам. — Прыгал с парашютом, гонял на ста сорока не пристёгиваясь, спал с чужими жёнами и ел с ножа. До тридцати не дожил.

— Парашют не раскрылся? — хмыкнул Требенько.

— Нет, вышел утром за сигаретами и на пешеходном переходе попал под машину.

Полковник вскинул брови.

— Это ты к чему?

— К тому, что мы, как зайцы, петляем, наворачиваем круги по лесу, а судьба, как охотник, который смотрит на нас с вертолёта, держа на прицеле. И там уж — петляй, не петляй. — Саам сощурился, превратив глаза в бритвы. — А если на роду написано быть застреленным, то какая разница, мент тебя подстрелил или случайный прохожий?..

Требенько знал, что у Саама с Могилой свои счёты, в городе уже давно ждали кровавой развязки, гадая — кто кого. А теперь Могила лежал в морге, по-хозяйски расставив ноги, и даже мёртвый вызывал страх.

Много лет назад из областного центра в морг прислали несколько стареньких холодильников для трупов, но под утро их погрузили на грузовик и увезли в неизвестном направлении. Ходили слухи, что холодильники за копейки выкупил Антонов, и теперь они стоят у него на складе, набитые мороженой рыбой и полуфабрикатами. В морге была одна комната, в ней стояли приставленные к стенам гробы и траурные венки, за ширмой, вытянув ноги на кушетке, спал врач, а санитар, чертыхаясь, протискивался между столами. В широкую дверную щель с улицы можно было разглядеть накрытые простынями тела с сизыми, топорщащимися ступнями и номерком на большом пальце ноги, какой цепляют обычно младенцам в роддоме, чтобы не перепутать. Вооружившись шваброй, санитар гонял липнущих к двери мальчишек, сбежавшихся поглазеть на мёртвого бандита Могилу, при одном упоминании которого по спине бежали мурашки.

— Лютого найдёшь — нам отдай, — откинувшись, Саам раскачивался на стуле. — Мы его сами накажем.

— Ты в своём уме? — всплеснул руками Требенько. — Может, ещё и публичную казнь устроишь на площади?