Маленький дикарь

На следующий день, встав рано утром, я достал из сундука парусиновую куртку и, связав ворот и рукава, устроил род мешка для перетаскивания земли. Я перенес ее десять или двенадцать мешков в течение дня и устроил вокруг хижины грядку в четыре фута ширины и один фут вышины. Целую неделю я был занят таким образом, и хотя очень уставал, но чувствовал себя бодрым и счастливым. Я убедился, что работа — лучшее средство против тоски. Покончив с приготовлением грядки, я захватил два мешка и отправился за цветами и растениями. Я выкопал также несколько кустов, которых прежде не заметил. Все это я посадил около хижины, полил водой, и садик мой скоро запестрел всеми цветами радуги. На следующее утро я опечалился, увидев, что цветы и растения немного поблекли. Я поспешил их полить, и к вечеру они снова ожили. Вскоре я заметил, что земля начинает сползать по краям; я набрал небольших камней и обложил ими грядки. Теперь все было готово, и мне оставалось только ежедневно поливать мой садик. Джаксон говорил мне, между прочим, что гуано употребляется, как удобрение. Поэтому я принес его целый мешок и насыпал понемногу вокруг каждого растения. Польза его скоро обнаружилась, и ко времени прилета птиц мой сад был в блестящем состоянии. Трудно описать то удовольствие, которое я извлек из своего садика. Я знал каждое растение, каждый кустик, разговаривал с ними, как с товарищами, ухаживал за ними, поливал их утром и вечером. Быстрое развитие их приводило меня в восторг. Я уже не тяготился своим одиночеством, мне было чем интересоваться, что любить и за чем присматривать. Для меня это были живые существа. Они росли, давали листья и цветы — казалось, они благодарили меня за уход и заботу о них; это были мои товарищи и друзья. Я уже говорил, что Джаксон научил меня нескольким песням. Утомленный тишиной и одиночеством, не слыша вокруг себя человеческого голоса, я начал сперва напевать про себя, а затем громко пел. Это доставляло мне большое удовольствие. Никто, правда, не слушал меня, но по мере того, как росла моя привязанность к саду, я привык садиться около него и петь цветам и растениям, воображая, что они слушают меня. Запас моих песен был невелик, и я пел их так часто, что, наконец, слова надоели мне. Тогда я взял молитвенник и, насколько позволяли мелодии, переложил на них псалмы Давида. Едва ли псалмы когда-либо распевались на такие мотивы, но меня это забавляло и разнообразило мои занятия. От времени до времени я отправлялся на поиски за каким-нибудь цветком или кустиком, и каждая находка приводила меня в восторг.

ГЛАВА XV

Наконец, настало время прилета птиц. Я начал собирать и есть яйца, что было приятной переменой пищи после сушеного мяса, которым я так долго питался. Я начал также удить рыбу. При жизни Джаксона это редко удавалось мне: чтобы сварить ее, надо было идти в овраг за дровами, а этого Джаксон не любил. Когда прилетели птицы, я вновь стал разглядывать свою «Естественную Историю» и перечел все сказанное в ней об альбатросах. В книге была картинка, изображавшая китайца с ручными бакланами на шесте, и описание того, как китайцы приучают этих птиц ловить рыбу. Это навело меня на мысль поймать несколько альбатросов и сделать их ручными, но я знал, что для этого надо выждать удобное время. Птицы только что вылупились из яиц, и ранее четырех или пяти недель нечего было и думать о том, чтобы брать их из гнезд. Я занялся приготовлением запаса дров и, нарубив их достаточное количество, не без труда перенес вязанки к тому месту, где мы обыкновенно купались. При этом я упал и довольно сильно расшибся, но дня через два совершенно оправился от падения.

Одиночество мое опять начало тяготить меня. Цветы мои все расцвели и завяли, и сад уже не представлял особого интереса. Я вновь принялся за чтение Библии. Рассказы из Ветхого и Нового Завета занимали меня, но я читал Библию, как читал бы любую, обыкновенную книгу, не для поучения, а ради удовольствия. Я немногому научился у Джаксона и был далек от настоящего понимания христианской религии. Он и сам не понимал ее. Наставления Нового Завета поражали меня, и я интересовался личностью Спасителя, но не понимал Его и не понимал тайны Его пришествия на землю. Я был в потемках и знал почти всю Библию наизусть, совершенно не отдавая себе отчета в том, что читал.