Маленький друг

В маленьком помещении ванной гнилостный запах тухлятины стал настолько силен, что заставил ее вприпрыжку помчаться к унитазу. Ее вырвало тонкой струей зелено-желтой жижи. Харриет открыла холодную воду, подставила под струю ладони и пила, пила, пока вода не пошла обратно. Дрожа от отвращения, она сдернула с себя одежду, почистила зубы, прополоскала их мятным раствором листерина, потом забралась в ванну, вылила в нее половину флакона ароматической пены и включила горячую воду. Она вымыла голову шампунем, так крепко натерла тело мочалкой, что кожа порозовела и заскрипела от чистоты, но ей было никак не избавиться от мерзкого запаха, — казалось, он навсегда въелся в ее кожу. Даже немеющим от листерина языком она все равно ощущала тот гнилостный вкус, который сразу же вызывал в ее памяти раздувшийся безобразный труп, плававший у стены цистерны.

В дверь резко постучали.

— Харриет, — послышался голос матери. — Это ты там?

— Да, мэм, — ответила Харриет, стараясь, чтобы ее голос звучал естественно.

— Что ты там делаешь, пачкаешь в ванной?

— Нет, мэм, — сказала Харриет, оглядывая запачканный пол и разбросанные повсюду флаконы и полотенца.

— Ты же знаешь, мне не нравится, когда ты пользуешься этой ванной.

Харриет ничего не сказала. Волна судорог свела ей живот, она села на край ванны, согнувшись в три погибели и обхватив себя руками.

— Смотри, я проверю, все ли ты за собой убрала, — сказала за дверью мать.

Вода, которой наглоталась Харриет, выливалась наружу, — она едва успела добежать до унитаза, как из ее горла хлынул могучий гнилостный поток, пахнувший точно так же, как вода, в которой утонул Дэнни Ратклифф.

Харриет несколько раз пила воду из-под крана, и сразу же эта вода выливалась из горла назад, но постепенно спазмы в животе немного поутихли. Харриет выстирала свою одежду и развесила ее сушиться, вымыла ванну и раковину «Кометом», но мерзкий запах так и не исчез, — казалось, теперь она сама источала его. Ей вспомнилась картинка в «Нэшнл джиогрэфик» — пингвин, попавший в нефтяную лужу. Жалкий маленький пингвинчик стоял в ведре с водой, зоологи-спасатели оттирали его от нефти губками, а он повесил голову, раскрыл свой желтый клювик и растопырил в стороны крылья, будто боялся испачкать их о свое замаранное нефтью тело. В результате Харриет вылила на себя почти весь флакон каких-то ужасных духов, который когда-то ей подарил отец. Голова у нее кружилась от влажной жары ванной, но гнилостный запах все равно оставался на языке, как пятно, которое невозможно отмыть.

Харриет завернулась в полотенце, бросила последний взгляд на оставленный в ванной беспорядок — у нее не было сил задвигать на место флаконы и складывать щетки и мочалки, — и устало побрела наверх. Плохо соображая, что делает, она залезла в свою постель, в которой не спала уже несколько недель, и завернулась с головой в одеяла. Постель была так божественно хороша, прохладна и мягка, что Харриет сразу же провалилась в сон, невзирая на жгучую резь в животе.

Ее разбудила мать. За окном сгущались сумерки. Живот у Харриет ужасно болел, а глаза резало так, что приходилось сощуривать их до узеньких щелочек.

— Что? — спросила она слабо.

— Я спрашиваю, ты заболела?

— Не знаю.

Мать Харриет нагнулась, чтобы пощупать ее лоб, затем нахмурила брови.

— Что за странный запах? — Она нагнулась к дочери и принюхалась. — Ты что, надушилась тем зеленым одеколоном?

— Нет, мам. — Харриет уже давно не могла обходиться без вранья, как без воздуха, а иногда врать было легче, чем дышать.

— Какой-то у него неприятный запах. Знаешь, лучше я куплю тебе маленький флакончик «Шанель № 5», хочешь? Или «Норелл», которым пользуется бабушка. Правда, мне самой он не особенно нравится…

Харриет устало закрыла глаза. Казалось, не прошло и секунды, как она снова увидела мать у своей кровати. На этот раз та держала стакан воды и таблетку аспирина.

— Выпей, — сказала она. — Наверное, лучше тебе сегодня не ужинать. Я позвоню маме, узнаю, есть ли у нее немного бульона.

Она ушла, а Харриет выползла из постели, завернулась в старый плед и побежала в туалет. Рвота прошла, но зато разыгрался понос. Она попрыскала вокруг освежителем воздуха и, мельком взглянув на себя в зеркало, поразилась, насколько красными были ее глаза. Дрожа от озноба, она прошлепала к кровати и забралась под одеяла.

Мать опять разбудила ее, на этот раз в руке у нее был термометр.

— Открой рот, — сказала мать и вставила термометр между губ Харриет.