Маленький горбун

– И ты, моя добрая Христина, не горюй. Я знаю, что ты меня любила как самого близкого друга, как родного брата. Твоя нежность, твои заботы были для меня счастьем, они осветили последние дни моей печальной жизни. Награди тебя Боже за твою доброту, милосердие и нежность! Благослови тебя Бог вместе с Франсуа. Желаю, чтобы ты никогда не расставалась ни с ним, ни с приемным отцом. Будьте счастливы вместе. Вас я горячо люблю, мой добрый покровитель, я не могу выразить, как я вам благодарен, – обратился он к де Нансе. – Пусть Господь…

Новый поток крови, хлынувший из горла Мориса, помешал ему говорить. Франсуа и Христина, стоя на коленях подле его кровати, горько плакали. Де Нансе был сильно взволнован. Когда Морис пришел в себя, он попросил позвать священника, которого де Нансе уже предупредил. Кюре вошел в комнату. Морис снова принял отпущение грехов и причастие.

После этого он совершенно успокоился. Больной попросил де Нансе передать его родителям, что он их горячо любит и сожалеет, что не может их поцеловать в последнюю минуту.

– Скажите им также, – прошептал он, – что я был очень счастлив у вас и что я благословляю их за их любовь ко мне. Попросите их в воспоминаниях обо мне любить Франсуа и Христину. Скажите, что я умираю с любовью к ним, что я умираю без сожалений, как добрый христианин. Прощай, прощай, мамочка.

Он поцеловал распятие, которое было у него на груди, и больше не сказал ни слова. Глаза Мориса закрылись, дыхание замедлилось, и он отдал душу Богу с улыбкой умирающего христианина.

Когда де Нансе увидел, что Морис умирает, он отослал детей, не желая слишком волновать их, сам же оставался подле бедного мальчика и молился за него.

На следующий день рано утром Жизель Сибран и ее муж, встревоженные и дрожащие, вошли в дом де Нансе. Он как можно мягче рассказал им о печальной и тихой кончине Мориса. Отчаяние родителей было ужасно. Они упрекали себя за то, что не видели состояния здоровья сына и не провели с ним последнего времени.

Отчаяние родителей было ужасно. Они упрекали себя за то, что не видели состояния здоровья сына и не провели с ним последнего времени.

– Сын мой, сын мой, – ломая руки, говорила Жизель Сибран, – если бы я только подозревала, как сильно ты болен, я бы ни за что не уехала! Лучше потерять все состояние, не принять последнего благословения отца, чем расстаться с тобой, мой дорогой мальчик!

Де Нансе с большим трудом немного успокоил бедных родителей, рассказав им о кротости и смирении Мориса, о его любви к ним, о его стараниях скрывать болезнь, чтобы только не встревожить и не опечалить их. Он говорил им о благочестии мальчика и о том, как горячо тот желал причаститься.

Изабелла в свою очередь рассказала несчастным о доброте де Нансе, Франсуа и Христины к Морису и о его нежности к ним. Она повторила все его слова, наконец живо нарисовала печальную жизнь, ожидавшую его, ужас бедного калеки при мысли о неприятностях и насмешках, которые он предвидел. Выслушав ее, бедные родители наконец поняли, что безвременная кончина сына была благодеянием, которое ему послал Господь.

Жизель и Жан де Сибран захотели повидаться с Франсуа и Христиной, они горячо благодарили, целовали детей и плакали вместе с ними.

В течение последних дней де Нансе старался уберечь Франсуа и Христину от печальных сцен. Паоло помогал ему, отвлекая детей от тяжелых впечатлений.

– Что делать, – говорил итальянец, – что делать, мои милые дети! Бедный синьорино Морис есть умереть, но ведь я тоже когда-нибудь умереть, и вы умереть, и синьор де Нансе. Неужели вам хотеться, чтобы Морис жить с согнутыми ногами? Он есть счастливее на небе с маленькими ангелочками, чем здесь. Неужели вы хотеть, чтобы он жить в Нансе или в Сибран, стонать и кричать: «Боже мой, почему я не умереть?»

– Все равно, Паоло, грустно, что его больше нет с нами.

– Это несправедливо, – сказал Паоло. – Зачем вы хотеть, чтобы донна Изабелла и ваш папа уставать, ухаживая за ним? Ведь синьор де Нансе то и дело вставать по ночам, чтобы посмотреть на больного. И потом мы заниматься так неаккуратно! «Сегодня не будет музыки, Паоло, Морис просить посидеть с ним. Не будет географии, Паоло, Морис хотеть играть с нами в карты, ему скучно». Я то и дело слышать это! И есть еще то, что я не хотеть говорить.

– Что такое, Паоло? Скажите, в чем дело? Милый Паоло, скажите, – приставала к нему Христина.

– Ну хорошо, только не сердиться! – предупредил Паоло. – Этот бедный синьор Морис мешать вам гулять, бегать, играть, разговаривать, а вы быть так добры и милы к нему… Вы делать все это не потому, что вы любить этого мальчика, вы жалеть его! Потому что вы есть добры и милосердны.

– Молчите, синьор Паоло, молчите! – взмолился Франсуа. – Ради Бога, не говорите этого никому, решительно никому.

Итальянец улыбнулся с довольным видом.

– Ну, синьору де Нансе можно об этом говорить.

– Никому нельзя, я прошу вас, умоляю, наш милый, милый Паоло! – воскликнул Франсуа.

– Хорошо… Только…

– Дайте мне слово, – настойчиво попросила Христина. – Клянетесь, милый Паоло?